Эдвард промолчал, лишь слабо плечами повёл, сказать ничего не успел, Смитли заговорил снова:
– Ты чево дурак такой, не пойму? Не первый же день здесь! Хотел что-то вынести – так прячь хорошо. А лучше – людей нужных попросить... Чево уж тут...
– Тебя, что ли? – перебил с усмешкой Эдвард, отодвигая от себя почти нетронутую миску с кашей.
– А что, и меня хотя бы... – хохотнул Смитли, несытыми глазами провожая чашку с жидкой кашей. – Я, что хошь, могу, это все знают. Все, кроме тебя! Могу любую штуку мимо Билли пронести... И даже мимо капитана...
Эдвард в ответ недоверчиво повёл бровью, говорить ему было трудно: болели разбитые губы.
– Во, ты ж видал! – Попрыгунчик ногу свою протезированную в проход вытянул, дёрнул штанину повыше.
– Видал... – Эдвард без всяких объяснений сам всё понял. Протез с металлокерамическими вставками. Из-за него Смитли во время всех проверок очень невнимательно осматривают. Он, и точно, что угодно может пронести, даже просто в кармане или в носке.
– Ну, вот. Ты заказывай, что надо, я подгоню... За соответствующее вознаграждение, разумеется... – Смитли прижмурился довольно. – Тебе для какого дела железо надо?
Эдвард не ответил, грел руки о стакан с горячим витаминным чаем. Смотрел тоже мимо, куда-то в пол. Смитли ещё ближе подался, пытался в лицо заглянуть, спросил, о многом догадываясь сам:
– Что, сосед по койке пристаёт? Да ты уж не ломайся... Чего уж там? Если Чак тебя своей подружкой сделает, тебе же только лучше будет.
Эдвард ошалелый взгляд на Смитли перевёл, а тот с коротким смешком продолжал как ни в чём не бывало:
– Зато другие больше не тронут, может, только сам Стью... У них с Чаком свои дела... А другие его уважают, поэтому... А Чак-то, он – того, он сам, чтоб силой, не тронет... Он такого не любит... А вот потом, если приглянёшься, заботиться будет, он, говорят, ухаживать умеет...
Эдвард яростно зубами скрипнул, рванулся подняться, хотя все вокруг ещё ели. Не мог он спокойно слушать разглагольствования Смитли. Всю эту грязь, всю эту проституцию на тюремный лад...
– Да чего ты дёргаешься? – Смитли придержал Эдварда за плечо, но тот рывком высвободился, правда, остался сидеть, глядя исподлобья тяжёлым взглядом. – Кто тебе ещё посоветует? Никто другой с тобой разговаривать не будет, а я дело могу предложить. Чак – это сила, его даже капитан наш уважает. Уважает и побаивается... Будешь с ним – всё шоколадно будет...
– За нож ты сколько просишь? – спросил неожиданно Эдвард.
Смитли задумался, ответил не сразу:
– Три сотни. Для тебя, двести семьдесят могу...
Эдвард будто не расслышал, отвернулся, вспомнил про оставленный чай.
– Ну, двести пятьдесят, а? – Смитли уменьшил цену сам после мучительно-долгого молчания. – Дешевле у меня только отмычки... У меня все по такой цене берут – никто не ноет, что дорого. У тебя же, вон, адвокат какой дорогой. Я видел... Он за день раз в десять больше получает, поди, а тут... Скажи ему, он подкинет, не оставит своего дружка, так ведь? – Смитли понимающе подмигнул правым глазом, всем личиком на одну сторону скривился. – Я даже помочь могу, чтоб передали без проблем... У меня среди охраны знакомых полно. Подкинешь ещё полсотни за беспокойство... Всё в лучшем виде будет сделано. По всем правилам: из рук в руки...
Смитли уговаривал, не повышая голоса, а Эдвард продолжал молчать.
Где взять их, эти три сотни? И за что? За какую-нибудь паршивую железку? Тут Попрыгунчик явно лишнего загнул. Дурака ищет...
– У меня нет столько... И в ближайшее время тоже не появится...
Смитли на это плечами пожал. Поставив на стол свою посуду, он торопливо ломал куски от хлебной пайки, не тронутой Эдвардом. Отламывал и тут же ел, воровито втянув голову в плечи. Эдвард хотел ещё что-то сказать, но при виде всего этого безобразия, только немо сомкнул и разомкнул губы.
Хлеб он планировал унести с собой. Съесть потом попозже, уже в камере, когда вернётся аппетит. А этот... Этот обормот! Жрёт без спросу!
Эдвард успел выхватить последний кусок – и откуда только прыть взялась?
– Какого чёрта?!
– Ну, ты же всё равно не хочешь... – Смитли нисколько не смутился, откинувшись на спинку стула, прямо разглядывал Эдварда. Заметил: – А хорошо тебе Артурс ввалил... Никак не пойму: сколько ты, Стентон, ни получаешь, а всё равно ещё не изуродовали. Так и ходишь, дразнишься...