Выбрать главу

Наложенная наспех повязка из разорванной на куски майки помогла остановить кровь, но всё, что было после, уже на пляже, Эдвард помнил, как сквозь туман. Помнил ещё, как набивал в свою тюремную куртку камни и связывал узлом рукава, когда к нему подошёл какой-то бродяга и первым заговорил, предложив поменяться одеждой. А потом... Что-то было потом.

Знакомство, общий костёр и какая-то еда, ничего не значащий, пустой разговор. Они, кажется, даже пили что-то из одной бутылки по очереди. Что-то поганое на вкус и при этом довольно крепкое.

Смертельная усталость и потеря крови привели к неожиданно быстрому опьянению. Таким пьяным Эдвард не был ещё ни разу в жизни.

Ему было, чему радоваться и что отмечать. Он выбрался. Сумел сбежать из-под «опеки» самого капитана Артурса. Да и осеннее море во время шторма с его течением и волнами опасно не меньше.

Эдвард понимал, что ему просто повезло. И так везти может лишь один раз в жизни. Достала его всего одна пуля – одна из пяти! – и ранение не помешало выплыть. Страшно представить, что было бы, попади она в живот или в грудь, но обошлось...

Ещё и отмычка так кстати осталась с собой. Правда, вытащить её из-под стельки ботинка закоченевшими пальцами оказалось той ещё проблемой. А потом отомкнуть все замки на цепях, и при этом удержаться на воде и не захлебнуться. И как ещё все эти железяки на дно не утянули! Но тут как раз таки та самая куртка и помогла со своей специальной воздушной прослойкой утеплителя, в воде она оказалась не хуже спасательного жилета, но потом Эдвард без всякого сожаления избавился от неё. Ярко-оранжевая со своей надписью через всю спину «Исправительное Учреждение Кледерс», бродяге с пляжа она очень сильно понравилась, Он сам и камни из неё вытряхнул, и разложил для просушки поближе к огню. Глядя на это, Эдвард не стал спорить. Пускай, чего уж там! Самому ему от казенных вещей не терпелось избавиться как можно скорее.

Берег, бродягу и его уютный угол с костром Эдвард оставил только на второй день. Уходить не хотелось, но и опасно было оставаться здесь ещё дольше. Самому ему казалось, что весь день и всю предыдущую ночь они с бродягой только и делали, что непрерывно пили всё одну и ту же крепкую бурду, не позволяющую вернуться к реальности.

Даже своей нетрезвой головой Эдвард понимал, что нужно куда-то идти и что-то делать дальше. Что именно, он не знал, но хотелось одного: спрятаться для начала и отлежаться, продумать дальнейший план действий. А ещё принять душ, переодеться во что-то сухое и не заскорузлое от морской соли.

Всё это, конечно, звучало неплохо, но на деле оказалось куда сложнее.

Ноги подкашивались от слабости и всего выпитого, перед глазами плыло и двоилось, и ещё жутко болела воспалившаяся рана, разъедаемая солью. И всё же ему удалось добраться до коттеджного посёлка, первого на побережье.

Ровненькие светленькие домики в несколько рядов, похожие друг на друга, как родные братья, их заселяли на лето отпускники и другие любители проводить летние месяцы вдали от городского шума и суеты.

Сейчас здесь было тихо, пустынно и хорошо. «Мёртвый сезон». Но эта-то тишина и нужна была Эдварду. Он никого не желал сейчас видеть и не хотел, чтоб видели его.

Непонятно каким чувством руководствуясь, он выбрал наугад один дом из всех окружающих, с трудом перебравшись через низенький заборчик из белого штакетника, обошёл пустующий дом слева. Заднюю дверь пришлось взломать, иначе внутрь попасть было никак.

Включать свет Эдвард не рискнул, его устраивало хотя бы то, что внутри оказалось теплее, чем на улице, дак ещё и крыша есть над головой. Чего ему большего хотеть в его-то положении?

Пробираясь на ощупь из столовой, неловко споткнулся о неожиданно высокий порог, упал, обругав самого себя сквозь зубы, но тут и остался до утра, как бездомная собака, свернулся на кухонном коврике, тяжёлым хмельным сном забылся, отключился от всего на свете.

___________________

Он даже сквозь сон чувствовал боль во всём теле. Болели закоченевшие от неудобной позы плечи и спина. И голова прямо раскалывалась. Ещё не открывая глаз, он попытался потянуться, заскрёб своими тяжёлыми тюремными ботинками по ламинату кухонного пола.

Руки не слушались его, от самых плечей оставались какими-то чужими, и Эдвард дёрнулся, пытаясь сесть, толкнув тело руками, – и упал на живот с невольным стоном.