– У меня нет с собой телефона, – призналась вдруг женщина после долгого молчания, – я забыла его в городе, в своей квартире... Я бы вызвала полицию сразу, и тебя бы уже забрали отсюда. Поэтому считай, твоё везение пока не кончилось. И в доме этом у меня нет Управляющего...
– Ну да, конечно! – усмехнулся с пониманием Эдвард и поморщился от боли. – Час или два, что это меняет? Вы повезёте меня в ближайший участок сами?
– Нет. После обеда за мной заедет Адвин, мой сын, он отвезёт тебя. Или позвонит в полицию. А пока... – Женщина пожала плечами, продолжая всё также разглядывать Эдварда.
– Понятно. Он на работе, а вы? Вы же не на пенсии ещё, вы молоды и...
– Это не твоё дело! – отрезала хозяйка довольно резко, но потом, немного помолчав, добавила: – Мне дали отпуск на полгода, по личным обстоятельствам... По вине вот таких вот, как ты сам...
Эдвард сморгнул, как будто по лицу схлопотал, такими злыми и осуждающими были последние слова. Понял, хоть и не сразу: полугодовой отпуск по Трудовому Кодексу дают лишь при потере близкого человека, члена семьи или ребёнка. Кого она похоронила? И почему смотрит с таким осуждением?
Ему показалось вдруг, что он знает тайные её мысли, и этот интерес во взгляде, и осуждение, и страх, и злость её ему понятны. Она потеряла кого-то совсем недавно, и вот сейчас, возможно, впервые в жизни видит перед собой убийцу и беглого преступника, поэтому изучает так пристально, поэтому не торопится передать его в руки полиции. Может, надеется разглядеть в нём что-то, что отличает его от остальных людей, от нормальных людей? Тот самый изъян... А если попытается отыграться? Отомстить за свою потерю?
Подумав о таком возможном исходе дела, Эдвард невольно сглотнул всухую пересохшим горлом. В чьи руки он попал, Боже? Возможно, смерть от пули Монкса в скором времени покажется ему милосерднее гнева разъярённой и страдающей от горя женщины.
– Моя Лика была у Сокрушителя восьмой... – призналась вдруг та и, больше ничего не говоря, взяла с кухонного стола довольно внушительный нож.
Эдвард еле оторвал глаза от сверкнувшего никелированного лезвия, встретившись с хозяйкой взглядом, прошептал с отчаянием:
– Я не Сокрушитель... Я никогда им не был... Если вы смотрели процесс... если вы видели всё...
– Да, ты не Сокрушитель, ты Имитатор. Я знаю разницу. Но ты поднял руку на женщину... на ту девушку... И у неё тоже осталась мать. Она просила пожизненного наказания для тебя, но ты здесь сейчас... Ты сбежал! Каждый должен отвечать за то, что сделал. Чем ты лучше других? Ты – убийца...
– Я никого не убивал! – хрипло выкрикнул Эдвард, стараясь не глядеть на нож. Но голос получился совсем тихим, без той запальчивости, как если б он устал уже и доказывать что-то, и объяснять. Когда ни желания нет, ни сил. – Если вы, и правда, слышали моё последнее слово... если вы хоть немного следили за процессом... И все те улики... Ни слова правды... Одно враньё! Никто не хотел меня слушать... Всё решили заранее. Да, моё преступление лишь в одном, что моя любимая женщина забеременела от меня. И да, у нас с ней были разные коды, и мы... Я бы никогда... никогда, понимаете... И теперь...
– Твоя вина была доказана в суде! – категорично заявила женщина, не давая договорить. Она не хотела слушать и отказывалась хоть что-то понимать. И нож в её руке пугал всё сильнее.
Эдвард вздохнул с протягом, несмотря на сильную боль в голове. Помолчал и в который уже раз за все последние месяцы возразил:
– Все тогда прокурору поверили, не мне... А я не трогал ту девушку! Я не трогал Тину Вэлли! Мы любили друг друга... За несоответствие кодов человека не кидают на Кледерс ко всем тем подонкам, его не колотят дубинками и не ломают кости... ему не суют в рот...
– Был суд! – перебила Эдварда хозяйка, резко взмахивая рукой с зажатым ножом, будто резанула кого-то невидимого и резанула с такой злостью, что Эдвард снова сглотнул, помолчал немного.
– Ну да. Хорошее, должно быть, вышло шоу, – согласился, глядя в сторону и вверх, на полочку с аккуратным рядочком одинаковых баночек с приправами. Они отличались друг от друга лишь надписями: соль, перец чёрный, перец красный, базилик, петрушка, майоран, ещё что-то подобное. – Со стороны оно всегда красиво смотрится... Вам понравилось тогда? Дик Торренс – красавчик, он и на экране должен был хорошо смотреться. И прокурор... Вы тоже голосовали за «вышку»? Тогда все были против меня... Может, только адвокат мой...