Из глубины квартиры ему ответил другой.
- Davongelaufen, - (сбежали).
- Немчура, - чуть слышно произнёс Дамир.
Я протянула руку и коснулась его спины.
Время перестало для меня существовать. Темнота, обволакивающая нас, была полной. Я то открывала глаза, то вновь их закрывала. Стараясь не шевелиться и не думать, я просто лежала, чувствуя, как левая нога немеет от неудобной позы и, как напрягается поясница. Несколько раз я слышала, как солдаты о чём-то переговаривались между собой. Их было двое, и их голоса то удалялись от ванной, то вновь приближались. Немецкого языка я не знала, но по интонации было ясно, что они довольны «трофеями». Это мне в полголоса пояснил супруг, чуть повернув в мою сторону голову.
А затем раздались три одиночных выстрела и детский плач, который тут же оборвался, после четвёртого выстрела. В ушах зазвенело, и я прижала обе ладони к губам, чтобы не закричать. Они нашли Лилю и Мигеля. И маленького Борю. И… и…
Я зажмурила глаза так сильно, как только могла.
Мимо открытой двери протопали солдатские ботинки. Что-то сказали по немецки – глухо и резко. Слёзы душили меня, но рук ото рта я не отнимала. Знала – закричу обязательно. Мы лежали с Дамиром и даже не дышали. Удар раздался прямо над нами, так мне показалось. Это я после поняла, что пнули дверь в ванную комнату. Луч фонаря забегал по кафелю и ванне. В тот момент я действительно перестала дышать. Зажмурила глаза что есть мочи и вдавила влажные ладони в губы, не обращая внимания на боль.
- Wast dort? (что там?).
- Nichts es ist leer. (ничего нет, пусто).
Я ничего не поняла конечно же, но эти слова на незнакомом языке врезались мне в память – «nichts es ist leer».
Затем натовцы ушли. Ушли совсем. Хлопнула металлическая дверь тамбура и множество ног затопало по лестнице вниз. Я не чувствовала ногу, но продолжала лежать без движения с закрытыми глазами. Слёзы высохли на моих щеках и чуть стянули кожу, от чего я ощущала лёгкий дискомфорт.
- Ленка, ты как? – зашипел откуда-то из темноты голос Дамира.
Я не ответила, чувствуя, что если произнесу одно только слово, то вновь расплачусь.
Супруг коснулся моей руки.
- Лена? – снова спросил он.
- Да, - просипела я в ответ еле слышно.
- Ты в порядке? – участливо спросил Дамир, держа свою ладонь на моём предплечье.
- Нет, - я снова беззвучно расплакалась.
Из-под ванны мы выбрались только через полчаса. Дамир сразу ушёл к Андрею Ильичу, я же на негнущихся ногах добралась до дивана в зале и рухнула на него, как подкошенная. По всей квартире словно Мамай прошёл, но я не обращала на это внимания. Просто не замечала. Все мои силы, а точнее их остатки, уходили на то, чтобы отогнать от себя видения убитых ребят и ребёнка. Но мысли и образы упорно лезли в голову, заставляя меня каждый раз вздрагивать и всхлипывать. Внутри, в сердце образовалась какая-то пустота, вполне осязаемая и ощутимая. Будто бы кто-то ровным кругом вырезал часть тела со всеми сосудами и мышцами, нервными окончаниями и костями и вставил туда нечто.
Не знаю, сколько я так пролежала. С улицы доносились невнятные звуки какого-то движения и чёткие, стерильные звуки зачистки – в основном автомата, но порой в них вплетались и другие, более глухие одиночные выстрелы. Я лежала и думала, что скорее всего сойду с ума и это вот-вот со мной произойдёт. Но вместо этого я уснула и умудрилась проспать до следующего утра.
День шестой
Я открыла глаза. В закрытые окна смотрела предрассветная темень. Не знаю, как я определила, что скоро рассвет, объяснить я не могла, видимо просто почувствовала. Рядом спал Дамир. Его могучая спина высилась передо мной неясной горой. Я осторожно выскользнула из-под одеяла и на носочках прошла в кухню. Голова у меня гудела какой-то низкой вибрацией, так наверно гудит улей, до верху набитый пчёлами. Поискала воды и ничего не найдя, заспешила в ванную комнату. В полной темноте я опустила руки в ванную и … встретила пустоту.
«Блин, мы же вчера спустили всю воду» - вспомнила я и на ощупь добралась до закрытого крышкой унитаза. Села и упёрла тяжёлую голову на руки. «Лиля, Мигель… они мертвы» - спросила я сама себя полу утвердительно – полувопросительно.
- Я не знаю, - вслух прошептала я, чувствуя, что готова расплакаться.
Тут же я вспомнила про бутылку, что набрал Дамир перед приходом натовцев и спрятал её под ванной. Но сил лезть туда у меня не было, а был какой-то иррациональный страх перед густой темнотой и узким пространством под ванной.
Какое-то время я просто сидела и впитывала тишину и одиночество комнаты. Слёзы опять выступили у меня в уголках глаз. Мне было жалко ребят, их малыша, мне было жалко себя. Как бы я хотела, чтобы то, что сейчас происходит оказалось только сном. Дурным, тяжёлым, реалистичным, но сном.