Ощущение неизвестности и элементарный страх порождали эту тяжесть, перерастающую в ноющую, тянущую боль. До выхода оставалось всего ничего – каких-нибудь три-четыре часа.
Посидев несколько минут на табурете, я пришла в себя. Сердце билось чуть быстрее обычного, но сосущая пустота внутри меня перестала разрастаться. Я занялась приготовлением ужина, гоня от себя мрачные мысли и чуть ли не физически выталкивая их из головы. Как следствие моей отвлечённости, кашу я пересалила и переварила. Кое-как спасали положение сардины в томате, последние консервы из нашего арсенала, который мужчины ели прямо из банки вилками.
Но ни Никита, ни Андрей Ильич не сказали ни слова. Один, младший подмигнул на выходе и, как мне показалось, с удовольствием ущипнул бы меня за мягкое место, если бы не командир. Сосед выглядел неважно. Даже в полумраке кухни тёмные мешки под глазами были отчётливо видны. Лицо осунулось и черты обострились как будто у покойника. Проходя мимо меня он коротко кивнул и уже в проёме двери спросил негромко, чуть развернувшись корпусом.
- К выходу всё готово?
Я кивнула поспешно, но сообразила, что он не видит моего немого «да».
- Почти всё готово. А во сколько выступаем?
Андрей Ильич вскинул левую руку и приблизил запястье почти вплотную к лицу.
- Через три часа, - так же тихо и не поворачиваясь произнёс он и его поглотил сумрак. Через несколько секунд щёлкнул замок на входной двери.
Я устало опустилась на стул и стала ждать вторую партию – Дамира и Жору. В голове даже немного прояснилось от моего недавнего, панического состояния, чему я по-настоящему была рада. Мне не хотелось, чтобы Дамир видел меня такой – поникшей и испуганной.
И снова щёлкнул замок на двери и в кухню ввалились два здоровяка.
- Говорят сегодня кто-то пересолил кашу? – весело пробасил Дамир.
- Кто говорит? – сердито вскинулась я, резко поднимаясь и уперев руки в бока.
Жора обогнул моего мужа и самостоятельно стал себе накладывать тарелку.
- Сорока на хвосте принесла, - улыбаясь добавил супруг. Настроение у него было игривое, но я почувствовала наигранность.
В миг весь груз свалился с моих плеч и даже дышать стало легче. «Он тоже боится, боится, как и я, как и все. Только каждый прячет свой страх по-своему» - подумала я и сделала к Дамиру шаг навстречу.
- Никита, наверное, пожаловался, да?
- Никитос, он самый, - пробубнил из-за спины Жора с набитым ртом, - Он вообще такой.
- Ну чего ты на парня наговариваешь, - вступился за молодого мой добряк муж.
«Знал бы ты дорогой, что мне этот парень тут предлагал!» - подумала я про себя, полностью поддерживая Жору.
Накладывая супругу кашу, я вновь мыслями вернулась к эпизоду четырёхдневной давности, который произошёл здесь, на кухне. «На самом деле Никита не намекал, он приставал, а это две большие разницы!».
- Хватит, хватит, - донеслось из-за спины, и я вернулась в действительность.
Тарелка у меня была до верху «набита» кашей.
- Ой, - произнесла я и поспешно стала сталкивать верхушку горы обратно в кастрюлю.
Прощальный ужин и правда вышел скомканным. И Жора, и Дамир не хотя ели его, первым делом выловив редкие кусочки консервированной рыбы. Каша всё время сдвигалась к краю. Когда же на тарелках осталась она одна, темп ужина резко замедлился.
Посмотрев некоторое время за «мучениями» мужчин, я шумно вздохнула и отдала им свою порцию сардин. Вначале они как истинные джентльмены отнекивались и хмурили лбы, но после того как я сказала, что в принципе, не люблю рыбные консервы и мне будет достаточно каши, молча набросились на три маленьких кусочка и вмиг их «умяли».
Как и первая партия, эти двое отказались от чая и словно тени растворились в тёмной прихожей.
- Как управишься и приготовишь в дорогу еду, приходи к Андрею Ильичу, устроим финальную репетицию, - шепнул мне на ухо Дамир перед уходом и чмокнул в губы.
Я машинально кивнула, а оставшись одна, закипятила воду и сделав себе сладкий чай, принялась за пересоленную кашу. Какое-то время я смотрел на синевато-красный цветок огня, вырывающийся из газовой конфорки ровными язычками. Затем отвела глаза, но газ выключать не стала. В кухне и так было темно, несмотря на две больших свечи, стоящие на полу и на столе.