Я молчала, не показывая, что слышу его и вижу в каком он состоянии. Честно сказать, я немного его побаивалась. Было в нём что-то неуправляемое, варварское, глубинное. Будто законы общества и человеческие эмоции были ему не указ и не подвластны для понимания. Как мне казалось, Никита не задумываясь переступит через умирающего товарища и пойдёт дальше, если решит, что так лучше для его выживания и спасения, а может и того хуже, просто убьёт нас и всё.
Мороз пробежал у меня по коже после таких размышлений, когда мы с Никитой в очередной раз ждали Дамира и командира. Странно, но парень перестал приставать ко мне, даже намёка ни разу не высказал, хотя сейчас было самое время, ведь мы часто были одни.
Я подумала про пистолет, лежащий у меня в рюкзаке среди вороха чистой одежды и про второй пистолет, что был у Андрея Ильича. Никита и мой супруг были вооружены только холодным оружием.
Стоя рядом с белобрысым молодым человеком, нетерпеливо выстукивающим пальцами какую-то незамысловатую мелодию у себя на кулаке, в ожидании, когда нас догонят отстающие, я была рада, что у Никиты нет пистолета. Его нетерпение нарастало, и я это чувствовала, своим женским чутьём.
«Как бы сказать от этом Дамиру?» - раздумывала я, понимая, что скоро может что-то произойти.
Ещё примерно через час мы снова сделали привал. Запасы воды подходили к концу, в рюкзаке у Дамира осталась последняя полуторалитровая бутылка. Я предложила мужчинам перекусить, но все отказались, даже мой муж. У меня тоже напрочь пропал аппетит. Я хотела посмотреть не сбилась ли повязка на ноге у командира, но Андрей Ильич жестом остановил меня.
- Лен, всё нормально, не беспокойся. Осталось совсем не много…
- До чего? – перебил его Никита. Голос у него был злой и почему-то немного вибрировал, будто бы он испытывал сильное внутреннее напряжение.
- До конца леса, - не замечая напряжение в голосе парня, ответил командир, - Найдём хорошее укрытие на опушке и устроим длительный привал до следующего вечера. Отдохнём, отоспимся, а потом двинемся дальше.
- Почему не добраться туда, куда мы собирались, сегодня? – не унимался Никита.
- Потому что не дойдём, - вмешался в диалог Дамир. Голос у него тоже был раздражённый. – Далеко ещё, а до конца ночи осталось несколько часов.
- Ну так давайте поторопимся.
Я чувствовала, что напряжение между мужчинами растёт, но вмешиваться не спешила. А что бы я им сказала? Я согласна была с Никитой только в одном – проводить ещё целый день в таком состоянии не было никакого желания. Где-то лежать, прятаться, в грязи и холоде, возможно и под дождём. Меня никогда не прельщало почувствовать на себе, что значит быть «разведчиком», или там диверсантом, как показывают в военных фильмах. Я хотела, как можно быстрее добраться до какого-нибудь полноценного укрытия, где можно обсохнуть, помыться и просто отдохнуть. Но в тоже время я понимала, что быстрее чем мы сейчас движемся, двигаться мы не в силах – и из-за подвёрнутой ноги командира, и из-за темноты, что хоть глаз выколи, которая нас окружала. Да к тому же, мы все, может только за исключением Андрея Ильича, были городскими жителями и наш опыт длительных походов ограничивался прогулками в парке или по набережной в тёплую и сухую погоду.
И поэтому я молча слушала перепалку мужчин, чувствуя, что силы покидают меня, вытекают из меня бурным потоком, целой рекой, и если мы тот час не двинемся дальше, я просто свалюсь в грязь и навряд ли сегодня уже смогу подняться.
- Перестаньте спорить, пойдёмте дальше, - устало и тоже раздражённо сказала я.
И Никита, и мой супруг в миг умолкли. Затем Никитос повернулся к нам спиной и двинулся вперёд, а я за ним.
Мысли мои вновь стали тягучими и расплывчатыми. Ноги налились свинцом, в голове шумело. Вдруг захотелось есть и желудок на эту мысль ответил острым, болезненным спазмом. Но останавливаться сейчас было нельзя. Нельзя ни в коем случае. Я механически переставляла ноги, не думая даже о том, чтобы идти только по тропинке и не наступать на камни и кочки, во множестве лежащих и торчащих по краю дорожки. Пальцы на руках у меня замёрзли, и я сжала кисти в кулаки, а про себя начала считать шаги. Доходя до ста, я обнуляла счёт и начинала вести его заново.
В какой-то момент я почувствовала, что у меня поднялась температура. Лоб и виски горели, а затылок сковала тупая боль, качающаяся в такт каждому шагу. Мир перестал для меня существовать, я где-то и куда-то шла, шепча сухими, воспалёнными губами: сорок один, сорок два, сорок три… ладони сжимались и разжимались механически, будто бы когда-то запущенная программа стала автономной.