- Мы не можем его бросить здесь, понимаешь? – голос супруга был спокойным и лишённым какой-то эмоциональной окраски.
- Может он уже мёртв? Убит шальной пулей. Ты же видел какой там творился ад, - я настаивала.
- Но мы же выбрались. Ни одной пули в нас не попало, - не сдавался Дамир.
Я умолкла не в силах больше спорить. К горлу подкатил комок. «Я не могу тебя потерять. Не могу! Что я буду делать без тебя? Нет, пожалуйста, не уходи!» - взмолилась я про себя и посмотрела на супруга. Глаза мои наполнились слезами и Дамир тут же обнял меня, прижав к себе так крепко, что мне стало трудно дышать.
- Я не уйду, перестань пожалуйста. Но так просто мы тоже не можем уйти, понимаешь?
Я молчала. Слёзы застыли в глазах и дальше не потекли.
Муж мой отстранился и заглянул мне в лицо.
- Давай найдём где-нибудь недалеко укрытие и подождём Ильича, - Дамир кивнул мне, призывая согласиться на этот компромисс.
- Где мы спрячемся? – я оглядела ровное поле за его спиной.
- Не знаю, - он тоже повернулся и проследил своим взглядом за моим, - придумаем что-нибудь. Подождём его остаток ночи и следующий день и если командир не появиться, то отправимся дальше, куда и планировали.
Мне совсем не хотелось соглашаться, совсем не хотелось. Супруг мой любил это слово «компромисс», и считал, я была уверенна, что именно на него он сейчас соглашается со мной. Но я была другого мнения – надо было, как можно скорее, идти в деревню, и пытаться разыскать дом его матери. И даже если её там нет, или нет в живых, у нас будет кров и скорее всего еда и вода.
Вместо этого Дамир мне предлагал ещё сутки лежать в грязи и пыли, будучи измотанными до нельзя, уставшими, голодными и без капли воды. К тому же Дамир был избит и пусть он бодрился передо мной, я-то знаю, что ему, как никому, нужен был отдых и медицинский уход.
Я смотрела на мужа, а он на меня. В лунном свете его лицо преобразилось. Раны и кровоподтёки смазались и заретушировались, открывая красивое круглое лицо с крупным носом и еле заметной ямочкой на подбородке.
Я почувствовала, что хочу обнять его, прижаться к его губам своими и так замереть на целую тысячу лет. И пусть весь мир с «пиндосами», «натовцами», неизвестно где лежащим или ползающим командиром, провалится в тартарары. Дамир был единственным человеком, который что-то значил для меня в этом мире. В этой жизни. И именно он был моей мотивацией брести по грязи и бездорожью дальше, куда-то вперёд. Именно он… Ну и сама жизнь конечно же.
- Любимый, - я так редко говорила это слово.
- Да, любимая, - тут же ответил он и открыл мне свои объятия.
Мы сидели на земле и обниматься стали так же, не вставая. Это было не очень удобно, но и я, и он, боялись потревожить, спугнуть то состояние, что сейчас возникло в нас и вокруг нас. Я чувствовала его запах, сквозь всю эту грязь, пот и кровь. Сквозь дни ожидания и всё разрастающуюся безнадёгу. Он был самым-самым-самым для меня. И мне было совершенно всё равно, что твориться за краями нашего кокона.
Прошла, наверное, целая вечность, прежде чем Дамир отстранился от меня и заглянул мне в лицо. Его глаз, заплывший и не видящий, выглядел и жалко, и комично одновременно. Я хотела поцеловать его в распухшую бровь, но супруг опередил меня и поцеловал в губы. Губы у него были мягкие и горячие, и лишь колючая несколько дневная щетина, да запёкшаяся кровь, смазывали эффект.
Укрытие мы нашли сразу за полем. Толи шалаш, толи остатки какого-то строения. Он был почти не виден с дороги, так как выглядывал над спелой пшеницей или рожью совсем чуть-чуть. Во всяком случае, мы обнаружили его совершенно случайно.
Я заползла в самую глубину хибары, туда, куда лунный свет, такой навязчивый и яркий, не добивал совсем. Мне хотелось раствориться в этой сырой темноте и даже чтобы тень моя пропала на время из этого мира. А ещё мне хотелось есть и при мысли о том, что условно, без крошки хлеба, нужно будет провести ещё как минимум день, живот начинало скручивать в тугой узел.
Дамир лёг рядом и положил голову на внешнюю сторону перекрещенных ладоней.
- Устал? – спросила я и тут же поняла, как глупо прозвучал мой вопрос.
Он не поднимая головы, буркнул: Угу.
Я было хотела сказать ему про еду, но к чему задавать вопрос, если на него всё равно нет ответа.
- Как думаешь, будут нас искать? Ну, в смысле кого-то ещё, кроме убитых, - на меня напала словоохотливость. Не знаю уж, что это было, может реакция на пережитый стресс и испытанный страх. Но всё лучше, чем реветь как корова.
- Не знаю, - односложно ответил супруг всё так же не поднимая головы.
Я уже хотела возмутиться его невниманию ко мне и моему интересу, между прочим, нашего будущего, но в последний момент передумала. «И правда, что я пристала со своими дурацкими вопросами? Будут искать, не будут искать – откуда он знает? Можно ведь только догадываться» - добрый самаритянин во мне взял вверх над любопытной женщиной, и я успокоилась, тоже попытавшись пристроить свою голову на скрещенные ладони. Но костяшки пальцев впивались мне то в лоб, то в щёку, в зависимости от смены положения головы и в конечном итоге, я прекратила попытки устроиться поудобнее на своих руках, а просто положила голову щекой на землю. Земля была влажная, но не мокрая, без жижи, и я даже какое-то время так лежала, слушая ночь в проём покосившегося входа. Но не прошло и минуты, как в голове моей вновь набухли вопросы, которые требовали пусть даже не ответа, но выхода и поэтому я задрала подбородок и повернулась к Дамиру.