— Ты такая кроха, — прошептала бабушка.
И правда, я была на голову ниже остальных. Пожалуй, с пяти до десяти лет у нас была традиция. Мы всегда отмечали Новый Год в большом кругу. Приходили мамины и бабушкины друзья, родственники, и было достаточно много детей. У нас был специальный новогодний чулок, в который мы складывали листочки с ролями, дабы детям было не обидно, что кто-то снегурочка, а кто-то снежинка. Когда мы выбирали свои роли, нам давали листочки с репликами. Мы несколько минут повторяли, а затем выходили на импровизированную сцену около елки и начинали играть. И пускай мы читали и даже где-то запинались, однако все это было так по-настоящему. Все это было для веселья. Мама всегда была ведущей и всех детей вела за собой. Она нам подсказывала, а когда мы еще не умели читать, говорила на ушко слова, которые нужно было повторять.
Вот она. Я стою впереди всех и читаю стишок. Здесь мне, пожалуй, лет восемь. Я дочитываю, а после выходит Дед Мороз и дарит нам подарки. Мы начинаем весело прыгать, а мама смотрит на меня с любовью.
Я плачу и, кинув взгляд на бабушку, замечаю, что и она не может сдержать своего горя.
Я притягиваю ее в свои объятия, и мы вместе продолжаем смотреть.
Уже с подарками мы поем песню.
— Трусишка зайка серенький, — подпеваю я себе маленькой и понимаю, что я и правда трусишка зайка. Глеб не прогадал, когда назвал меня «зайкой».
Я смотрю, как я весело вожу хоровод, и каждый ребенок такой счастливый. Нам много не нужно, всего лишь вера в волшебство. Что Дед Мороз существует, что он дарит нам подарки, а не родители их покупают. Однако волшебство не в этом, а в моменте. В том моменте, когда все счастливы. Когда улыбки не натянутые, а когда ты не можешь их сдержать. Когда непроизвольный смех вырывается из груди, и ты наслаждаешься всем, что происходит.
— Мне так ее не хватает, бабушка, — шепчу я ей в плечо, как только вижу маму в кадре. Громкий всхлип вырывается из моей груди.
— Я знаю, милая. Я знаю, — хлопает она мне по плечу, между тем вытирая слезы. — Мне тоже, — шепчет она.
Запись заканчивается, когда мы все поклоняемся, и взрываются хлопушки, мы по-прежнему сидим в обнимку, разделяя свое горе.
— Ты должна ее отпустить, — шепчет мне бабушка.
— Я знаю, — киваю головой и отстраняюсь, вытирая рукавом слезы.
— Милая, она бы хотела для тебя лучшего, — гладит меня по волосам.
Я вздыхаю. Проходит еще несколько минут, а затем бабушка вытаскивает диск и поднимается.
— Ты поняла, зачем я тебе это показала? — спрашивает она слабым голосом.
Я качаю головой в знак отрицания.
— Милая, маму уже не вернуть, но разве ты жалеешь о каждом проведенном мгновении с ней?
— Конечно, нет, — без раздумий отвечаю.
Она загадочно улыбается.
— Конец не так важен, как процесс. Жизнь не дает никаких гарантий. Спокойной ночи, — говорит бабушка, а после за ней закрывается дверь.
Я сижу в смятении. Оказалось, бабушка понимает меня больше, чем я сама себя. Она права, нельзя постоянно прятаться только из-за страха, что все закончится.
Слова бабушки дают мне толчок, поэтому я немедля строчу смс Яне.
«Я иду» — гласит смс.
« Окей)» — пишет она.
Прежде, чем заснуть, я вновь открываю сообщения с Глебом и тяжело вздыхаю.
***
Глеба не было сегодня в универе, что, впрочем, не было удивительным. У него сегодня игра. Пары проходят, и я взвинчена, когда мы покупаем билеты. Я специально прибыла на полчаса раньше, чтобы хоть как-то пробраться в раздевалку, поэтому, как только мы занимаемся места, я направляюсь вниз и пытаюсь найти лазейку.
Повсюду охрана, и так просто меня не пустят.
Я возвращаюсь на место и прошу ребят отвлечь охрану, а сама тем временем становлюсь около входа. Я без понятия, куда он ведет, и лишь надеюсь, что в раздевалку. Я наблюдаю за тем, как Яна подходит к охране и что-то говорит, и как только Егор отвлекает второго, я быстро прошмыгиваю в проход.
Я иду вдоль. Везде тихо и никого нет. Первой попавшейся мне дверью оказывается туалет, поэтому я иду дальше. Я начинаю слышать отдаленно голоса и ускоряю свой шаг. Я заворачиваю в ту сторону, откуда слышатся голоса, и замечаю открытую дверь. Подхожу к ней, а затем, сделав глубокий вдох, захожу.
Внезапно смех затихает. Благо, это не раздевалка, а комната отдыха. Я осматриваюсь и замечаю знакомое лицо. Среди всех я замечаю Тима и машу ему, он кивает головой и, прежде, чем я успеваю спросить, где Баринов, как позади меня хлопает дверь.