Тишина наступила резко, кулаками ударила по ушам. Дэйн моргнул от неожиданности. Когда он открыл глаза, никакой крови не было. Только груда тел в крепостном дворе и свешивающиеся с зубцов мертвые воины.
Никто из живых не может вынести Голос бога.
Снег скрипел под сапогами, показывая, что слух не потерян. Вокруг действительно глухая тишина, в которой даже птицы не осмеливаются петь. Эйд опустился на колени, поднял голову к небу и уже обычным голосом забормотал молитву.
– Ниртал, Свет-во-тьме, отец мой и повелитель, прими эту жертву во славу твою…
Дэйн вытащил болт из живота, медленно вошел в ворота и оценил количество мертвецов. Как много знакомых лиц – и ни одно не трогает сердце. Все давно продали империи свои души.
– Молодец, Эйд, – крикнул он. – Но капитана здесь нет. Идем внутрь, надо его найти.
Брат не поднимался, пока не закончил молитву. Недавние события сделали из него истово верующего. Лишь когда отзвучали последние слова, он поднялся, тоже осмотрел дело своих рук – вернее, голоса – и забрал у одного из бывших соратников меч.
– Сегодня я больше не смогу петь, – пояснил Эйд. – Если внутри есть кто-то живой, придется действовать так.
– Мы справимся, – ответил Дэйн, подготавливая одно из атакующих заклинаний.
Живым не уйдет никто. Этого хочет бог, а Дэйн совсем не против.
2. Арн
Арну снилось дерево. Огромное, высотой с Линдерский замок. Его крона расходилась так далеко, что терялась в сизой дымке, зависшей над Холмом времен.
Стояла ранняя весна, однако ветви были усыпаны крупными алыми плодами. Издалека их легко было спутать с яблоками, но вблизи становилось ясно, что с этими фруктами у них мало общего. Яблоки не такие продолговатые, они не пульсируют и с них не стекает кровь, создающая извечный перестук капель.
Дерево сердец, растущее на Холме времен, так назвали не зря.
Арн медленно прошелся под кроной по знакомому пути, который снился ему уже тысячу раз. Хранители Дерева – духи в виде змей – не обращали на него внимания. Он был здесь своим, хоть и явился в человеческом облике.
Изогнутая ветвь, клонящаяся слишком близко к земле, преградила ему дорогу. Прятавшееся в листве сердце блестело в слабых солнечных лучах, которые едва достигали корней. Арн осмотрел плод.
Крупный, здоровый, бьется спокойно, равномерно. Должно быть, он принадлежит мужчине. Умирать ему еще нескоро. Если только…
Кто-то зашипел. С ветки сполз изумрудный змей. Хотя два длинных зуба, полных яда, были обнажены, его интересовало не сердце, а Арн.
– Эл-ла-арин, – протянул змей имя, которое принадлежало человеку из сна. – Эл-ла-рин, давно не ви-иделис-сь. Приш-шел з-забра-ать с-сердце дру-уга?
Он произнес слово «забрать», но имел в виду совсем другое. Забрать что-то с Дерева невозможно. Если сорвать плод, его хозяин – человек в мире живых – в этот же миг погибнет, а сердце здесь, на холме, рассыпется в прах. Арн знал это, и все равно его ладонь потянулась к ветви и обхватила горячий плод.
Сжать чуть крепче – и он треснет. Брызнет кровь, потечет по пальцам. Друг умрет в собственной постели, если он спит, или упадет прямо на ходу, если он уже встал и идет по городским улицам.
Знать бы еще имя того, с кем все это должно случиться. Но сон не давал подсказок, а Арн никогда не слышал имени Элларин. Его нет в хрониках, и никто в Нортене не встречал мужчину с таким именем. Арн уже проверял – этот сон приходил не впервые.
Рука сжимала сердце все теснее, и оно начало пульсировать быстрее. Тук-тук. Тук-тук-тук. Тук-тук-тук-тук! Плоть мнется под сильными пальцами и…
– Именем императора! Откройте уже наконец!
Арн вздрогнул, проснулся и нервно оглядел руки. Кровь – ее же нет, правда? Нет, конечно. Это всего лишь сон.
Зато в дверь продолжали молотить.
Арн грязно выругался, спустил ноги на пол и аккуратно потряс обнаженную девушку, бесстыже раскинувшуюся на постели.