– Иначе кто-нибудь возьмет мальчика «под опеку», а на вас будет организовано очередное покушение, – кивнула Трин.
Она решила не обращать внимание дяди на то, что он старательно избегает называть имя своего внука, как будто уже давно мысленно распрощался с ним и потому не хочет к нему привязываться.
7.5
– С другой стороны, есть ты, – продолжил Каллиус, – последняя из моих близких родственников и вторая претендентка на трон. Твой отец и старший брат – предатели, ты сама была выдана замуж и выслана за пределы Корсулы, но уже через год отравила собственного мужа и вернулась в столицу, показательно развлекаясь в злачных заведениях целую неделю, пока я не приказал тебя вытащить оттуда.
– Мой «муж», которого выбрали мне вы, насиловал меня и избивал, – процедила Трин. – У меня до сих пор на теле шрамы – свидетельства его «супружеской любви». По его вине я потеряла первого ребенка и теперь не смогу родить без помощи целительниц. Избивающая меня рука принадлежала скоту, который звался моим супругом, но вина в этом лежит на вас и только на вас.
В блеклых глазах старика неожиданно промелькнуло несвойственное ему чувство – печаль.
– Я ничего не знал о наклонностях твоего мужа, когда выдавал тебя замуж, Атриния. Я говорил тебе об этом шесть лет назад и повторяю сейчас: мне очень жаль, что ты не обратилась сначала ко мне. Никто из правящей семьи не выбирает супругов по любви. Я и сам женился по расчету, только из необходимости иметь законных наследников, но это не значит, что я одобряю такую жестокость. Думаешь, я бы позволил случиться такому, что моя последняя близкая родственница по вине мужа стала бездетной? Я бы нашел способ разобраться с твоим мужем.
– Я нашла свой. Прошли годы, а я до сих пор с удовольствием вспоминаю, как подонок корчился в муках от подсыпанного мной яда, – зло ответила Трин.
На лице Каллиуса появилось странное выражение. Он поднял руку, как будто хотел тронуть племянницу за плечо, но так и не завершил жест, вздохнул и снова сцепил ладони за спиной.
– Я не буду ждать, что ты меня простишь, лишь прошу не рубить сплеча. Шесть лет назад ты казалась мне надломленной, одурманенной, не способной на трезвые решения. Тебя легко могли взять в оборот нежелательные люди. Может, это и не было правдой, но мне так казалось, – быстро произнес дядя, когда она набрала в грудь воздуха, чтобы заспорить. – Поэтому я отправил тебя туда, где ты могла набираться опыта и при этом до тебя не дотянулись бы мои враги, которые могли точно так же взять тебя «под опеку», как моего внука. Или, того хуже, убить. Ведь если у меня не останется наследников, я буду вынужден усыновить кого-то из своих приближенных и назначить преемником этого человека. Пока все думали, что ты в немилости, ты не представляла для них опасности, и тебя не трогали.
– О да, – пробормотала Трин. – Я отбивалась от грабителей и удирала от зубастых крокодилов, куда уж тут до заговоров.
– Я снабдил тебя достаточной охраной, – перебил Каллиус. – Ты могла не покидать город и посылать всюду своих людей, а сама нежиться под южным солнцем. Лезть к крокодилам было твоим собственным выбором. Что до остального – ты узнала, как живут простые элантийцы и что происходит на границах. Нет ничего хуже для империи, чем правитель, который безвылазно сидит во дворце и опирается только на слова своих помощников.
– Так что я теперь – главная претендентка на трон? – нахмурилась она, проглотив справедливый намек на то, что могла бы устроить свою жизнь немножечко иначе. – Но я не маг и не могу открывать порталы. За тысячу лет не было ни одного императора, который бы этого не умел. Это непреложный закон, который установила сама Чета!
– Непреложных законов не бывает, – спокойно сообщил дядя. – Я последний из нашего рода, кто владеет унаследованным от богов даром – в соответствии с легендой, в которую ты, между прочим, не веришь. Судя по всему, я вообще последний маг-портальщик в этом мире. Вот насколько хорошо наши предки преуспели в своей охоте на всех, кто мог бы сослаться на ту же легенду и представиться родственниками богов. Поэтому некоторое время назад, моя дражайшая племянница, я обнаружил себя в тупике и воспользовался властью императора, чтобы переписать устаревший закон.