– И что, не было никаких… последствий? – удивилась Трин.
– Если ты о богах, то они промолчали, – пожал плечами дядя. – Еще один верный признак, что они нас бросили. Жрецы жаловались, что я нарушаю традиции, но голоса священства оказались в меньшинстве. Мои сановники, среди которых магов нет, с невероятным энтузиазмом поддержали идею наследования трона немагами.
– Интересно, и почему бы это, – вздохнула она.
Каллиус сарказм, конечно же, уловил.
– Пока я лавирую между сановниками, изображая, будто не могу определиться, кого же из них сделать преемником, никто не замечает тебя, – морщинистое лицо дяди внезапно разрезала коварная усмешка. – Кроме того, наблюдать за грызней жадных чинуш довольно любопытно.
– Охотно верю, – Трин повела плечами, – но не понимаю, зачем меня тогда снова отсылать от себя на край света.
– Потому что пробуждение старых богов – это самое плохое, что могло случиться с Элантием, – он отвернулся и кивнул на изображение Ниртала. – Если боги, такие как этот, начнут войну, от нашей империи останутся лишь клочки. Я не верю, что Ниртал или бог-тигр проснулись сами по себе. Кто-то из наших врагов знает о том, что Чета и семерка потеряли силу, и собирается вновь возвести на престол Небесных чертогов старые пантеоны. А это значит, что убьют и нас – меня, тебя и даже моего бестолкового внука, потому что мы потомки Четы. Ты можешь считать это несусветной чушью, но в глазах всего Элантия это так, и враги без внимания это не оставят. Более того, нас уже начинают аккуратно терзать – мятежи точечно вспыхивают по всем границам. Большую часть удается быстро подавить, но на востоке, к примеру, изгнанные кочевые племена неожиданно напали на приграничные форты и захватили город, который удерживают до сих пор. Разведчики докладывают, что эти дикари, еще совсем недавно смирные и покорные, поголовно превратились в фанатиков, которые утверждают, что их древний степной бог требует крови. Вот почему в Нортенскую провинцию отправишься именно ты. Ты лучше всех разбираешься в том, что из религиозной болтовни – правда, а что – нет, и ты сможешь найти того или тех, кто ответственен за пробуждение Ниртала и бога-тигра. Кроме того, мне попросту больше некому доверять, Атриния. Вся семья мертва, остались только ты и я.
Каллиус начинал быстрым, боевым тоном, перечисляя все угрозы, которые готовы вот-вот пасть на их головы. А закончил почти умоляющим, по-старчески надломленным голосом. Как можно было отказать пожилому дяде, когда он так просит?
Трин – не могла. Даже несмотря на то что старик был сам виноват в гибели половины своей семьи.
Голова пошла кругом от такой лавины неожиданных новостей: Ниртал, новое назначение, вероятное наследование трона… Пожалуй, последнее обеспокоило Трин сильнее всего.
Дядя, какую же ошибку ты сделал, переписав закон…
В ушах внезапно расхохотался язвительный мужской голос.
«Лучше бы поволновалась о том, что тебя отправляют на очередную кровавую бойню. Интересным образом добрый дядюшка готовит преемников!»
Впервые за долгое время Трин не стала ему возражать.
8.1. Арн
Предчувствия Арна не обманули – с мальчишкой они разругались еще до того, как покинули город. Беран категорически не желал понимать, что нельзя скакать через половину Нортена в тех же хлипеньких тряпках и золотых побрякушках, в каких он расхаживал по улицам. По крайней мере, стало ясно, почему Магнас так беспокоился о том, что юноша должен узнать жизнь с другой стороны.
Спорить Арн быстро прекратил – и потом с нескрываемым злорадством наблюдал за тем, как Беран на ближайшем постоялом дворе переодевается в одежду попроще. Боль – лучший учитель.
Еще тяжелее оказалось выбить из мальчишки манеры, свойственные наследнику рода. Беран, похоже, сознавал, что натворил что-то нехорошее и ему надо скрыться на время. Он даже согласился с тем, что должен играть роль оруженосца, но вел себя все равно так, словно восседал не меньше чем на королевском совете. Не говоря уже о том, что мальчишка ничего не умел – ни правильно седлать коней, ни ухаживать за доспехами. А если и удавалось его заставить этим заняться, он начинал впадать в задумчивость и мог целый час сидеть без движения, глядя в пустоту.