— Классная пижама, — заметил я, когда Август понёс свою чашку в мойку. Голубая в белую полоску — как у сумасшедших. Наконец-то у него появилось чувство иронии.
— Спасибо. Это мне государство подарило.
Я на мгновения насторожился, всё ещё не понимая, что здесь происходит, а потому решил пока просто наблюдать за ситуацией.
— Пойдём телек смотреть. Вроде всё по дому сделано, можно отдохнуть.
Мы часто так проводили время. Оля сидела в кресле, мы с Августом — на пушистом ковре на полу, чтобы не загораживать ей обзор.
Началась обычная заставка какого-то мультфильма про принцессу, к слову говоря, довольно неплохого, насколько я разбирался в тонкостях дворцовых переворотов, истории Австрийской империи и выездке лошадей.
Но вдруг из телевизора раздался высокий писк, какой бывал, когда случайно включишь канал без сигнала. Изображение продолжало транслироваться, но вдруг пошло полосами и замигало. Мы переглянулись. Август пощёлкал пультом. Не помогло. Вдруг включились новости. На непонятном языке диктор что-то быстро и встревожено говорил, затем появилась картинка с зеленоватым небом и каким-то облаком. Оно разрасталось, как гриб, сметая всё на своём пути, а на фоне зловеще кричали и визжали люди. Было страшно. Очень страшно. Изольда зарыдала и спряталась под диван. Август замер как вкопанный.
Я ни с того ни с сего подбежал к окну и меня тут же ослепило. Раздался адский грохот, вылетели стёкла и…
Саня вскочил с кровати и испуганно огляделся. Утро ещё не насупило.
***
Я остался у Сани на неделю. Его отец куда-то срочно уехал по работе, проклиная всё на свете, а мой друг не мог ни на минуту оставить больную сестру без присмотра. Тётя Люба оказалась не против: ей наконец-то стало в меру всё равно, где я, с кем и когда. Ну или просто потому что я перестал прятаться и прямо сказал, что буду жить у друга.
Мы по очереди ходили за продуктами, ходили гулять с Изольдой, смотрели телевизор и вспоминали наши приключения. Вернее, пытались: уже четвёртый день нам не давал покоя старый саквояж, который нам сверху упаковала Варя.
— Может откроем? — я ходил вокруг таинственного предмета, но не трогал. Саня попросил этого не делать.
— А смысл?
— А смысл не открывать? Что мы можем там найти такого, что перевернёт нашу жизнь?
— Мало ли.
— Жители Гранитной — примитивные люди, как они вообще могут сделать что-то революционное?
— Не говори так. Сила не в шоке, революционности или ещё в чём-то таком. Тамошние люди знают что-то, чего не знаем мы. Хотя бы взять то, что с нами случилось — как это объяснить?
Я замолчал. Научного объяснения не было, а если и было, то такое неправдоподобное и притянутое, что делалось смешно. Как после такого не верить в потустороннее?
— Ладно, открывай, — выдохнул Саня и потянулся к саквояжу.
Первое, что нас встретило — газета. Вернее, ещё обрезки, наклеенные на потёртую картонную подложку. Половина была напечатана на каком-то странном, кажется, вообще несуществующем языке. Не успели мы удивлённо переглянуться, как Саша вытащил из-под выпуклой бумажки какую-то от руки нацарапанную записку.
— «Это наречие, которое придумали съехавшиеся туда заключенные. Отсюда и пошла легенда, что они не люди. Что они говорят и пишут на нём — не нужно знать обычным людям. Мне от этого немного страшно, но удалось уговорить Симона начать переводить. Он сам никогда с ними не общался и походу не будет, но в словах и том, как их складывать, смыслил. Подарил мне стишок, а я его в школе рассказала. Ну и дебилов же там учат!..»
Личность Симона, несмотря на условную прозрачность его истории, была той ещё загадкой, от которой становилось слегка не по себе, особенно Сане. Найти отца своей мёртвой девушки в сотнях километров от места её жительства — это чудо, да и только!
Дальше лежали какие-то отпечатанные на машинке бумаги со странными шифрами, цифрами и буквами. Интересно, но совершенно непонятно. Дальше — сфотографированный на дешевый мгновенный фотоаппарат музейный стенд. На снимке едва-едва различались черты девочки, странно похожей на Изольду. Дело становилось всё страннее и страннее.
Под снимком - записка, нацарапанная детским почерком, судя по всему, выдранная из того же дневника, что и самая первая: "К нам приезжали из геодезии. Говорили с мамой. Сказали, что у нас плохой фон, велели мыть руки. Соня на меня накричала за то, что я разбила миску и не покормила Полкана Иваныча. Вчера в школе хоронили Васю, нам задали выучить любой стишок о труде."
Ещё глубже — газета, которую мы с Саней читали у тёти Зины, но только сейчас нам бросилась в глаза дата печати — второе августа 1996 года. На дворе был конец 2003.