Когда я проходил мимо заброшенного дачного посёлка, меня вдруг осенило.
Это случилось в ту пору, когда мне было лет тринадцать. Летом я, как обычно не без восторга, отправился в деревню вместе с тётей Любой. Её присутствие там почти не замечалось — можно было потерпеть во время обеда все замечания по поводу моего разгильдяйства, невнимательности и тонкого взлохмаченного хвоста цвета какого-то странного грязного металла, что тогда был моей гордостью (или позором, как я понял ближе к девятому классу), а всё остальное время шататься не известно где, уходя до того, как она проснётся, и приходя после того, как заснёт. День тот был совершенно обычным днём. Я, Олег и Миша, бурно обсуждая первых леди деревни, направлялись в сторону ручья. В руках — пакеты из сельмага, в зубах — мороженное. Красота! Жаль только, что больше ни Олега, ни Миши, ни меня. Правда, до ручья мы так и не дошли — путь там преградили двое в милицейской форме и спросили, указывая на невзрачный бирюзовый домик в два окна, что мы о нём знаем.
— Здесь живут Катя и тётя Снежанна, — выпалил Олег, желая быстрее уже продолжить путь. Надо было ещё вытаскивать палки из водного насоса, пока нам не попало.
Милиционеры кивнули.
— Когда вы в последний раз виделись с Катей?
— В понедельник утром, она маму провожала, — ответил я. Автобусы здесь ходили всего трижды в день, а потому мы наверняка знали, кто когда приезжает и уезжает, -спасибо, можете идти, — милиционер кашлянул в кулак и что-то записал в блокноте.
— А что случилось? — спросил Олег.
— Идите, маленькие ещё.
Олег хотел было что-то возразить, но Миша дёрнул его за рукав и кивнул на огромный куст сирени недалеко от Катиного дома. Как выяснилось, тут всё не так чисто, и Катя просто взяла и, никому не сказав, исчезла. Мы с ней не общались, ограничиваясь приветствиями, девчонки задирали от того, что она носила старые застиранные платья. Её отец сидел в тюрьме за убийство, у матери тоже были проблемы с законом, от того она не могла найти работу и подрабатывала где-то на притонах. Правда это была, или просто деревенские слухи, мы не знали, но Катя частенько оставалась дома одна на всю неделю: сама ходила на колодец, в магазин, к соседям, при том, что лет ей было куда меньше, чем нам, восемь или девять. Вообще она была странная, похожая на женщин со средневековых картин, больше на уменьшенного взрослого, чем на ребёнка, а ещё у неё были почти прозрачные глаза и белые волосы. И вот, она пропала. Пошла погулять к ручью, как только что собирались мы, и пропала.
Прошла неделя, полторы, каждый день приезжала милиция, а Катя так и не нашлась. Тётя Снежанна страшно плакала, и уже через неделю её не было в деревне, дом она продала, а всех ребят до конца лета не выпускали гулять.
Даже когда страсти улеглись, воспоминания остались. Да и как-то… Не так стало в дереве после этого случая. Как-то удушающе скучно. Или просто мы взяли и выросли, чего я страшно боялся всю свою сознательную жизнь.
Но вот только причём тут та девочка из окна? Да, они были однозначно похожи… Неужели это был призрак Кати? А в дом Белки сбегаются души умерших?
Почувствовав, что с неба капает, я засобирался назад. Нужен был Саня. Нужно было искать, пока не поздно.
Глава 6
С потолка на меня косился Сталин и сыпалась штукатурка.
— Сань, напомни, зачем мы тут?
— Чего это ты такой храбрый?
— А чего ты такой скептик? Когда-нибудь… До-скеп-ти-ци-ру-ешь-ся.
Санька хмыкнул и демонстративно храбро переступил через перевёрнутые стулья.
Внутри была разруха, как и обычно в заброшках нашего города. До этого мы были в кинотеатре и на ракетном заводе — ничего нового. Разве что не валяются чертежи.
Ещё лет десять назад я ходил сюда на утренники. Был зайчиком. Костюм до сих пор висит в шкафу, и, о чудо, всё никак не становится мне мал. Скучаю по этому времени, если быть честным: тогда всё было, как сейчас, только проще. И прямо сейчас я был бы не против поиграть с кем-нибудь в доктора, в рыцарей, в диких зверей, посидеть в песочнице и побегать по улице с любимой игрушкой. Это опять же был заяц — серый такой, плюшевый, в спортивном костюме, которого я ни раз стриг, купал и заставлял попадать в самые разнообразные необычные ситуации, самый верный друг, Сане не в обиду. И бабушка, я всегда сидел с бабушкой, а она играла со мной, готовила вкусные блины и никогда не ругалась на меня, как все другие. Я всегда был для неё хорошим, всегда был самым умным и храбрым мальчиком…
Не дав вовсе насмерть загрустить, мне под ноги попал плафон от люстры, об который я чуть не споткнулся. «Анна» — было написано через пару метров на обшарпанных стенах.