Но возможно и иное объяснение: в Египте могли быть почитатели этрусских богов, подобно тому как в Этрурии известны приверженцы египетской религии.
Находка этрусской надписи в Египте — исключительный случай. Основную массу надписей дает богатая древностям почва самой Италии. Раскопки, проводившиеся в течение двух последних веков, наполнили этими надписями не только итальянские, но и многие другие музеи мира. Сейчас их уже более десяти тысяч!
Но столь значительное их число не должно вводить нас в заблуждение. Девять десятых из них составляют краткие эпитафии (надписи погребального назначения), состоящие почти исключительно из собственных имен. Они, как правило, сообщают личное и родовое имя усопшего, часто также имена родителей, значительно реже — возраст, в котором он скончался, и только в отдельных случаях дают указания о занимаемых при жизни должностях или какие-либо другие сведения.
Пространные тексты встречаются редко. Надписей более чем в одну строчку известно всего несколько десятков. Только три насчитывают свыше полусотни слов каждая и лишь одна — свыше сотни.
Здесь будет уместно исправить одну распространенную неточность. Нередко приходится слышать, как говорят о «расшифровке» этрусских надписей. В действительности памятники этрусского письма не требуют расшифровки, но большинство из них, в том числе все крупные, нуждаются в истолковании или интерпретации.
Под расшифровкой ученые понимают разъяснение неизвестной системы письма, самих письменных знаков. Под интерпретацией — раскрытие содержания написанного. Расшифровка завершается прочтением неизвестных письмен. Если при этом оказывается, что язык, на котором они составлены, имеет сходство с каким-либо уже известным, дальнейшая интерпретация протекает сравнительно легко. Так было, например, с памятниками минойского линейного письма Б, которые первоначально представляли, казалось бы, несравненно большие трудности, чем этрусские, поскольку содержали два неизвестных: само письмо и смысл записанных им слов. Но вскоре выяснилось, что в них скрывался один из древнегреческих диалектов. Это обстоятельство имело решающее значение для всей последующей работы по их разъяснению.
В этрусском мы имеем дело только с одним неизвестным, но тем не менее процесс его интерпретации сопряжен с очень большими затруднениями, так как язык этот не обнаруживает достаточно близкого сходства ни с одним из известных науке живых или мертвых языков. Сказывается и то, что до последнего времени отсутствовали сколько-нибудь значительные двуязычные надписи (билингвы), которые оказывали неоценимую помощь в истолковании памятников других языков.
Скрытый смысл этрусских текстов пытались разъяснить двумя путями. Вначале обычно прибегали к так называемым этимологическим приемам, заключающимся в том, что слова и грамматические формы сопоставлялись со сходными элементами уже известных языков. Пользуясь таким методом, этрусский язык сближали почти со всеми древними и многими современными языками: греческим, латинским, древнеиндийским, тюркскими, семитскими, кельтскими, германскими, кавказскими и многими другими, — и почти всегда находили между ними какое-то сходство.
Удивляться этому не приходится. Ведь мы не знаем настоящих значений большинства этрусских слов, а в любых двух языках нетрудно найти слова, одинаковые или близкие по звучанию, хотя и не имеющие между собой ничего общего. Приведем такой пример. Предположим, что немецкий язык нам неизвестен. Тогда, имея дело с текстом на этом языке, мы могли бы усмотреть его «близкое сходство» с русским в таких, например, словах, как ja — «да» и русское я, Tee — «чай» и русское те, nahm — «взял» и русское нам, was — «что» и русское вас, wasche — «я мою» и русское ваше, nasche — «я лакомлюсь» и русское наше, tot — «мертвый» и русское тот, tut — «он делает» и русское тут, Tag — «день» и русское так. Если внимательно поискать, можно было бы обнаружить немало других подобных же «соответствий». Конечно, это курьез, но он очень напоминает применявшиеся иногда приемы объяснения этрусского словаря.
К этому следует добавить, что часто довольствовались и более отдаленным сходством, полагая, что в сравниваемых языках со временем могли произойти довольно значительные звуковые изменения.
Нетрудно поэтому догадаться, к каким заблуждениям вели подобные «поиски».