Орлица заметила опасность. Распластав крылья, она парила вокруг сосны. Танаквиль вытащила нож. Силы были неравны.
У орлицы клюв и острые когти, она находилась в своей стихии. Танаквиль могла сражаться только одной рукой, рискуя упасть. И все же победила Танаквиль.
В тот момент, когда орлица вцепилась когтями ей в грудь, девушка нанесла птице короткий и меткий удар между зрачками. Сразу же, оставив нож, она схватила птицу за горло. Она сжимала его до тех пор, пока не раскрылся страшный клюв и вместе с хриплым стоном не улетела душа той, кого называли Царицей лесов.
В глазах у девушки потемнело. Кровь из рваных ран лилась ручьем, но все же Танаквиль нашла в себе силы подняться к гнезду и взять орленка, еще покрытого желтым пухом.
На всю жизнь у девушки остались на груди безобразные шрамы. Но ее слава самой отчаянной отпугивала женихов больше, чем эти шрамы. Кто согласится иметь у себя вместо нежной и любящей супруги фурию и амазонку?
В надежде, что замужество окажется благотворным для Танаквиль, отец давал за нею в приданое дом и земли. Но никто не соблазнился ими.
Танаквиль, как и следовало ожидать, нашла себе мужа сама. Ее избранником оказался Луций, сын грека Демарата.
Этруски вообще не терпели греков, а Луций, полугрек-полуэтруск, к тому же был неженкой и трусом. Он не выносил любимых всеми петушиных боев. Схваткам гладиаторов он предпочитал чтение свитков. Рабы, привыкшие трепетать перед господами, были с ним дерзки.
Что нашла в Луции Танаквиль? Это осталось тайной. Может быть, ей, сильной и дерзкой, были по душе его мягкость и скромность? Или она предпочитала иметь мужа, которым можно распоряжаться, как рабом?
После свадьбы Танаквиль не изменила своим привычкам. Полдня она отдавала верховой езде. Остальное время занималась орленком. Луций не был товарищем ее неже´нских забав. Смирная лошадка, которую подарил ему тесть, сбрасывала его со спины. Животные чувствуют людские слабости и умеют ими пользоваться. Орленок, раздиравший окровавленное мясо, вызывал у Луция отвращение.
Танаквиль не страдала от одиночества. Или хищник заменял ей мужа? Она с наслаждением кормила его и наблюдала, как, пытаясь улететь, птенец плюхается на землю.
— Глупыш! — говорила ома. — Еще рано! У тебя не выросли крылья!
Когда орленок подрос, она подвязала ему крылья и брала с собой в лес. Никто не знал, как она проводит время. Только старому пастуху однажды удалось увидеть Танаквиль с орленком на голове. В это мало кто поверил, потому что еще никому из охотников не удавалось заставить орла сесть себе на голову. Другое дело сокол! Его легче приручить.
У Танаквиль были длинные черные косы. Любая женщина гордилась бы ими. Но она почему-то их срезала и стала носить безобразный войлочный колпак. Другой бы муж на месте Луция возмутился, ибо красота женщины — в ее волосах. Но Луций, кажется, этого не замечал.
Капризам Танаквиль не было конца. Вдруг ей стали противны Тарквинии, в которых прошли ее детство и юность. Она стала уговаривать Луция переехать в Рим. С красноречием, которого в ней раньше не наблюдали, она описывала преимущества, которые ожидают Луция, если он станет римлянином.
— Здесь ты сын изгнанника. Тебе нечего ожидать от сограждан. В Риме все — дети изгнанников, ибо город создан бродягами и беглецами.
С женщиной трудно спорить. Она подвержена внезапным порывам, как море. Разум ее непостоянен. А если у нее еще сильная воля, лучше ей подчиниться, чтобы не было беды. Эту мудрость Луций крепко усвоил. Рим так Рим!
На землю и дом нашлись покупатели. Уложили золото и серебро. Рабов и рабынь построили по четыре и связали локоть к локтю. Луций взобрался на повозку.
Несчастный муж! Танаквиль натянула на его голову свой колпак, приличествующий скорее огородному чучелу, чем такому достойному человеку, каким был Луций. Колпак весь в дырах, словно кто-то специально протыкал его. Мало того, Танаквиль заставила Луция поклясться, что он не снимет колпака, пока не приедет в Рим. И на этот раз Луций подчинился своей властной супруге. Она же не пожелала сесть с ним рядом. Конь ждал ее и нетерпеливо бил копытом о землю. Танаквиль прыгнула на коня и, крикнув мужу: «Прощусь с лесом!» — ускакала. Потом она появлялась и вновь исчезала, и, только когда с вершины Яникула показались извивы Тибра и левобережные холмы, Танаквиль села рядом с мужем. Губы у нее дрожали, глаза лихорадочно блестели. И вообще весь ее облик говорил о необычайном волнении. Луций отнес его за счет появления города, который должен стать для них второй родиной.