— Да ты не тревожься. Завтра мой срок. Завтра. Я тебя с собой возьму. Год назад мы двоих спасли. Буря их корабль разбила. Как они нас только не упрашивали на берег высадить! Сулили золотые горы. Пришлось им срока дождаться. У нас насчет этого строго. А ты везучий! Прямо к сроку попал!
По хлопанью парусов Марк понял, что ветер усилился. Корабль мчался, как подгоняемый плетью конь. Мачта дрожала. Скрипели снасти. Марку предложили перейти в каюту. Бородач уступил ему свое ложе: вместе с другими матросами он провел всю ночь в борьбе с морем.
Только на заре ветер утих. Марк, еще шатаясь от слабости, поднялся на палубу. Бородач стоял за кормовым веслом. Покрытая заплатами туника сбилась, обнажив волосатую грудь и розовый шрам под соском.
Внезапно послышался свист. Кто-то из матросов давал знать о приближении берега. Марк повернул голову. На горизонте показалась земля. Марк не отводил от нее глаз. Стал виден мыс. За ним открылась гавань, имевшая форму лигурийского лука. В том месте, где на лук накладывают стрелу, белели домики. Приближение кораблей было замечено. К берегу бежали люди, размахивая руками.
«Вот она, Липара! — думал Марк. — Такие же люди, как всюду. Такие же чувства! Наверное, это жены, отцы, матери, дети моряков. Они проводили все эти дни в тревоге, ожидая близких».
В толпе встречавших корабли выделялся человек в пурпурном плаще. Он что-то кричал матросам, прикреплявшим корабельные канаты к сваям. А когда с борта спустили лестницу, стал рядом и каждому сходящему вниз пожимал руку. С Архидамом он беседовал дольше, чем с другими. Видимо, кормчий рассказал ему о потоплении пиратского корабля и спасении Марка.
Во всяком случае, когда Марк спускался на землю, Филипп — так называл Архидам незнакомца — приветствовал Марка с удивительным радушием, словно тот был не пленником, а желанным гостем.
— Кто этот человек? — спросил Марк Архидама, когда они остались одни.
— Мой брат Филипп, — с гордостью отвечал Архидам. — Царь!
— Сколько у тебя братьев? — поинтересовался Марк.
— Один. Я о нем рассказывал.
— Тот самый? — воскликнул Марк. — Но он же у тебя рыбак.
— Вот и избрали его царем. Почему виноградарь может быть царем, а рыбак нет?
— А кто эти люди? — спросил Марк. — Тоже рыбаки?
— Да нет! Они пахари и виноградари. Наши сменщики!
Только теперь Марк начал понимать казавшиеся ему странными слова бородача о сроке, любви к земле и прочем. Оказывается, здесь люди обрабатывают землю и плавают на кораблях по очереди.
«Наверное, — подумал Марк, — остающиеся следят за участками тех, кто в море. А может быть, все делают рабы?»
Архидам и Марк шли улицей, образованной рядами одноэтажных домиков с черепичными крышами. Они были похожи на жилища ремесленников где-нибудь на окраине Цэре. Ни один из них не выделялся величиной или богатством. Марку бросилось в глаза, что дома не отделялись заборами. Марк вспомнил закон, предписывавший срубать ветки плодовых деревьев, если они перевешиваются через забор соседа. Деревья здесь росли всюду. В их тени резвились дети.
За крайним домом начиналась равнина. Постепенно возвышаясь, она переходила в гору, курчавившуюся лесом. Все пространство до горы было покрыто белой землей, как ковер, испещренный виноградными лозами.
Только слева и справа от бухты волны смыли белый покров, и темная кайма отделяла белый остров от ослепительно синего моря.
— Вот он, виноградник! — с гордостью произнес Архидам, протягивая руку по направлению к горе. — А по ту сторону — пашня. Пшеницу уже скосили. А виноград нам убирать придется.
— А чей это виноградник и пашня? — удивленно спросил Марк.
Трудно было представить, что это все принадлежит одному человеку. В то же самое время Архидам не был похож на издольщика.
— Как — чей? — еще более изумился Архидам. — Наш! И пашня наша. Земля у нас общая.
— А как вы урожай делите? — спросил Марк после долгой паузы.
— Мы не делим урожая, — отвечал Архидам. — Мы его храним в кладовых и выдаем на кухню по надобности. Царь у нас за этим следит. Женщины ему помогают.
— Значит, и хозяйство у вас общее?
— Общее. Помню, как те двое, которых мы спасли, удивлялись порядкам нашим. Все им не верилось, что можно так жить. «Ведь одному, — говорили они, — надо больше, другому меньше». Как раз в тот год у нас пшеница не уродилась и хлеба было мало. Мы им тоже по лепешке на обед выдавали, как всем. Не понравилось им это. Многое им у нас не нравилось. У себя на родине, в Карфагене, им рабы прислуживали, а рабов у нас нет. Так и уехали. Да мы их не задерживали. Злые они люди и жадные!