Выбрать главу

И тут случилось то, чего она больше всего боялась. Он набросился на нее и стал страстно покрывать поцелуями ее лицо, шею, плечи, грудь. Платье, словно вторая кожа, медленно сползло вниз, обнажая ее тело.

— Я… Я ждал тебя… — Он вел себя так, будто всю жизнь ждал этой минуты. Подхватив Еву, Бернар отнес ее куда-то в глубь квартиры. — Я знаю, ты приехала ко мне. Я не должен был уезжать, не должен был оставлять тебя одну в Москве… Я звонил… — Он уложил ее на постель и принялся судорожно раздеваться. — Я звонил, а трубку взял мужчина… Он находился в твоей комнате… Ты была там?

Она уже лежала на спине и не могла пошевелиться. Бернар, продолжая ласкать ее, раздвинул ей колени.

— Ты была там? Ты не хотела взять трубку?

— Нет! — крикнула она, но он ей зажал рот своими губами. Она почувствовала на бедрах его горячие руки, и все смешалось в ее сознании. Она слышала только стук деревянной спинки кровати о стену и вздохи мягкого, словно наполненного воздухом, матраца. Бернар был сильным мужчиной, он, не давая ей времени опомниться, то опрокидывал ее на спину, то поднимал на своих руках и подбрасывал вверх, то захватывал сзади и проникал в нее, что-то бормоча по-французски и целуя ее спину и затылок.

Бернар угомонился только под утро. Они уснули обнявшись. Еве показалось, что она спала одну минуту, между тем, когда она открыла глаза, был уже полдень. Солнце заливало комнату. Она увидела белый потолок и спускавшийся почти к самой постели прозрачный, как мыльный пузырь, светильник. Бернар, не открывая глаз, обхватил ее обеими руками и сказал:

— Не отпущу. — И она услышала где-то совсем рядом биение его сердца. — Буду держать тебя вот так всегда, чтобы ты не уехала.

— Где мы? — спросила Ева, пытаясь высвободиться, но он крепко сжимал ее. — Не у тебя и не у меня?

— Это квартира Пейрара. Он в Лозанне.

Спи.

* * *

Пока он ходил вниз за молоком, Ева лежала в постели. Мысли ее сбились, она не могла думать ни о ком, кроме мужчины, который сейчас войдет в комнату. Ей не хотелось уходить, как уходила она рано утром от Вадима. Но какая-то сила все же заставила ее подняться и прикрыться простыней. Тут же распахнулась дверь, и в комнату почти влетел Бернар.

В руках он держал пакет.

— Я уж думал, что ты сбежала. Я так спешил… — Он присел на постель и поцеловал ее. — Ты ешь кукурузные хлопья? С горячим молоком?

Она пожала плечами: разве теперь это имело значение?

Он умчался, должно быть, на кухню, потому что она услышала звон посуды, шум льющейся из крана воды и пение.

Ева, стараясь двигаться бесшумно, осторожно проскользнула в ванную и встала под душ.

Под прохладными струями воды она постепенно приходила в себя. В зеркале, почти во весь рост, она увидела себя, обнаженную, и подивилась своему отражению. Еве показалось, что на нее смотрит неизвестная ей женщина. Что-то такое читалось в ее взгляде, что хотелось спросить эту женщину: это Бернар сделал тебя такой счастливой или это вообще не ты?

В горячем молоке желтые кукурузные хлопья стали совсем мягкими. Бернар разливал по чашечкам кофе.

После завтрака он, снова крепко взяв ее за руку, проводил до машины, усадил на сиденье и, отлучившись ненадолго, вернулся с букетом неизвестных Еве желтых и розовых цветов.

— Кажется, кончился дождь, — сказал он, усаживаясь. — Ну вот, а теперь домой.

* * *

Дом, в котором жили супруги Жуве, занимал полквартала Марэ и был окружен большим садом. Двухэтажный белый, хорошо оштукатуренный, с высоким парадным крыльцом и массивной застекленной дверью, дом сказал Еве о многом. Проходя сквозь густую арку дикого винограда и поднимаясь по ступенькам на крыльцо, она чувствовала себя неуверенно. Увидев их счастливые лица, Натали Жуве поймет все. Как Ева посмотрит ей в глаза?

Натали сама открыла дверь, и теперь, не стесняясь, рассматривала Еву. На мадам Жуве был желтый брючный костюм, на голове — белая шелковая косынка. Высокая, худощавая, загорелая, она, казалось, нарочно скрывала свое лицо — оно было почти полностью спрятано за огромными темными очками. Волосы тщательно собраны под косынкой. Губы — темно-вишневая блестящая полоска — улыбались, открывая ровные белые зубы. Одно было очевидным: Натали годилась Бернару в матери.

— А я вас жду! — заявила она, пропуская их в дом. — Сара приготовила пирог с капустой и суп с грибами, как у вас в России.

В доме было прохладно и просторно. Такое впечатление, что хозяева могли спокойно обходиться практически без мебели.

Огромные комнаты с блестящим оранжевым паркетом и белыми диванами вдоль стен украшали лишь цветы в стильных напольных вазах да картины, развешанные по стенам. Ева мысленно оценила работы и поняла, что в этом доме знают толк в живописи. В комнате, куда привела ее Натали, на стене, в самом центре, висело небольшое полотно, принадлежащее кисти Шемякина.

Или, во всяком случае, его ученику.

— Бернар, солнышко, я сказала Саре, чтобы она приготовила твоей подруге комнату для гостей. — Натали села на краешек кресла и жестом пригласила Еву последовать ее примеру.

— Я знаю, о чем вы думаете, деточка. — Натали сняла очки и внимательно посмотрела на гостью. — Вы прикидываете, сколько мне лет, верно? Так вот: много. Но пусть вас это не беспокоит. Мы с Бернаром давно живем каждый сам по себе. Мы с ним старые друзья. Если бы не он, меня давно бы уже не было на этом свете. Поверьте мне, его можно любить, его нужно любить. А как он ждал вас! Он рассказал вам о портрете?

Вот оно, началось. Ева выдержала взгляд Натали, но ничего не сказала. Бернар, который в это время, звеня льдом, готовил напитки в другом конце комнаты, подошел как раз в тот момент, когда Еве нужно было что-то ответить.

— Бернар, ты что, дружок, ничего не сказал Еве о портрете?

— Мы не успели, верно? — заговорщически подмигнул он Еве и протянул ей бокал.

— О каком портрете идет речь? — осторожно спросила она, хотя настроение у нее мгновенно испортилось. Сейчас эта старая грымза закажет ей свой портрет за двадцать франков.

Так вот чем надо платить за счастье! Как она пожалела, что позвонила Бернару! Ей было даже неприятно, что Бернар, усаживаясь рядом с ней, как бы ненароком коснулся рукой ее обнаженного колена.

— Я вам потом расскажу, Евочка. Главное, что вы приехали. Остальное успеется. Сейчас выпьем немного и пойдем обедать.

— А в шесть часов придет Пьер. Я договорилась с ним об уроках. Ведь вам надо изучать язык. Но с Пьером у вас проблем не будет. Он мой большой друг и очень обязан мне. Пройдет несколько месяцев, прежде чем вы начнете понимать хотя бы общий смысл сказанного. Иначе здесь нельзя.

— Вы думаете, что я останусь здесь надолго? — удивилась Ева События разворачивались настолько стремительно, что она едва успевала все осознавать.

— А что вам делать в России? Купите здесь дом, оборудуете мастерскую и работайте себе на здоровье. Начнете выставляться, скажем, на площади Константен-Пекер или еще где, подумаем…

Ева не верила своим ушам. Откуда они все о ней знают? Фибих?

Она взглянула на Бернара. Его черные волнистые волосы блестели под солнечными лучами, а глаза на улыбающемся загорелом лице выглядели почти прозрачными. Он или делал вид, что ничего не происходит, или просто упивался своей победой, своим обманом. В самом деле, это надо было понять намного раньше: с какой стати ему, человеку, который едва с ней знаком, так форсировать ее приезд, зачем он звонил в Москву, зачем эта безумная ночь на квартире Пейрара? Они заманили Еву сюда, в Париж, чтобы делать на ней деньги или просто использовать ее талант. И она приняла решение — выдержать этот обед, выяснить до конца условия ее пребывания в этом доме, а там уже будет видно, как ей поступить.

— Бернар, так расскажи мне о портрете.

— Нет-нет, о делах потом, сейчас отдыхай, вечером я покажу тебе Париж, а завтра мы сходим в Лувр, Бобур, в музей Родена… Наслаждайся…