Бросив один взгляд на лестницу и другой – на парадную дверь, Ева вошла в гостиную и остановилась перед столом возле камина. Прошлой ночью, когда она сошла вниз и нашла его здесь, Алан что-то записывал в блокнот. Узнает ли она что-нибудь определенное об этом человеке, если найдет этот блокнот?
Посмотреть не мешает. В конце концов, о ней он уже знал многое, даже интимные детали личной жизни и неудачного замужества.
Это оправдание не освобождало ее от слабого чувства вины. В глубине души она понимала, что желание покопаться в чужих вещах ее не украшает. Страх, что ее за этим поймают, и голос совести мешали Еве сделать то, что она задумала. Пришлось успокаивать совесть уверением, что она ничего не тронет, а только бегло осмотрит то, что лежит сверху. Но когда Ева внимательно посмотрела на стол, она не нашла ничего интересного. Очевидно, уходя рано утром, он убрал записи подальше от любопытных глаз. А она хорошо помнила, как Алан положил блокнот на стол перед тем, как они оба вышли из комнаты. Женщина прикусила губу, испытывая одновременно и разочарование, и облегчение.
Поднеся чашку к губам, она сделала несколько глотков, не сводя глаз с ящиков стола. Ни один из них не был заперт. Если бы здесь находилось что-нибудь, что человек хотел скрыть, рассуждала она, тогда бы он держал это под замком. Поэтому… какая будет беда…
Минуту спустя ее руки выдвинули два из четырех ящиков – они оказались пустыми.
Поспешно проглотив остаток холодного кофе и нервно глянув через плечо, она потянула третий ящик. Так и есть, вот он. Затаив дыхание, она смотрела на маленький синий блокнот с удовлетворением и слегка виновато. Она открыла его. Страница была пустой. Ева нахмурилась и перелистала еще несколько страниц. Никаких записей.
Разочарованная, она перевернула блокнот и начала медленно его перелистывать с другого конца. На одной из страниц мелькнуло ее имя и несколько строк под ним. Что это? Ее характеристика, личностные черты. Возле некоторых стояли знаки. Рядом со словом «правдивость» красовался вопросительный знак. Ева вспыхнула. Она не лгунья!
Захлопнув блокнот, она бросила его туда, где нашла. Это было явно не то, что ей нужно. Но что же тогда она искала?!
Сердитая, негодующая, она открыла четвертый, последний ящик – широкий и неглубокий. Неужели ей повезло? Из папки выпали газетные вырезки и рассыпались по ящику, когда она подняла ее. Ева взяла первую вырезку и прочитала заголовок: «ГУВЕРНЕР УКРАЛ РЕБЕНКА!».
– Что вы тут делаете?
Ева замерла, сердце ее остановилось. Она медленно повернула лицо к человеку, стоящему в двух шагах от нее.
– Я… я…
Глаза Алана остановились на газетных вырезках, которые все еще были у нее в руках.
– Вы роетесь в моих вещах?
Карие глаза смотрели на нее с презрением.
Два алых пятна, символы стыда, вспыхнули на ее бледных щеках. Она хотела бы провалиться сквозь землю.
– Я только… – Ева беспомощно пожала плечами и замолчала.
Лицо Алана потемнело от гнева, но он только протянул руку, ожидая, когда она отдаст вырезки. Его рука слегка дрожала.
– Извините, – пробормотала Ева прерывающимся голосом, передавая ему бумаги.
Алан оттолкнул ее в сторону и, сунув вырезки в ящик стола, задвинул его.
К черту ее! Проклятье!
Стоя к ней спиной, наклонив голову, он боролся с волной гнева, накатившей на него. Контроль! Контроль над собой. Он всегда был главной опорой его существования, всю жизнь.
Только почувствовав, что может говорить, не срываясь на крик, он спросил:
– Кто дал вам право обыскивать мои личные вещи?
Она ожидала, что он будет разгневан и громоподобным голосом потребует объяснений. Но вопрос, заданный почти обычным тоном, не только удивил, но и успокоил ее. Она набралась храбрости:
– Газетные вырезки – это не личные вещи. – Но, поскольку Ева все-таки чувствовала себя виноватой, она добавила: – Я только пыталась понять… понять вас немного больше.
– Вам не нужно понимать меня! – воскликнул он, с трудом справляясь со своими руками, которые хотели бы добраться до ее шеи. – Вы пришли ко мне за помощью. Я согласился, так? Разве нет? – Он требовал ответа.
Ева кивнула.
– И я буду вам помогать, но только в том случае, если вы оставите в покое мою личную жизнь! Это понятно?
Ева опустила глаза, не в силах выносить презрения в его голосе.
– Я не хотела… извините.
Алан не слышал ее, он уже вышел из комнаты. Конечно, он ее испугал. И он знал, что сейчас она пойдет вслед за ним, будет стоять и смотреть, как он поднимается по лестнице. Но он не остановится, потому что именно сейчас ему было необходимо уйти от нее. И поскорее.
В своей комнате Алан поднял дрожащие руки к глазам. Господи, да он испытывает к себе больше отвращения, чем к ней.
Почему он так разозлился? Эти вырезки теперь принадлежат прошлому. Вероятно, она не раз читала такие заметки в местной газете. Ему следовало бы избавиться от этих вырезок. Нет… Он точно знал, почему не расстался с ними. Как знал и то, почему жил в доме рядом с кладбищем…
Через час Алан принял горячий душ, потом холодный, побрился и переоделся. Он должен вести себя как нормальный человек, пока эта женщина находится под его крышей… пока он вынужден терпеть ее присутствие.
Спускаясь по лестнице, он втянул носом воздух. Ева явно что-то готовила, и он прошел на кухню.
– Чем-то очень вкусно пахнет. – Слова, которые вырвались у него против воли, прозвучали вполне естественно, чему он очень удивился.
Ева, хлопотавшая у плиты, оглянулась и на миг задержала взгляд на мужчине, стоявшем на пороге.
Только сейчас она заметила, что Алан по-мужски привлекателен. И даже весьма. Высокий, широкоплечий, поджарый. Черные вьющиеся волосы, вчера мокрыми прядями свисавшие на лицо, теперь были собраны в хвост. Лицо было бы красивым, если бы не глаза – они были такими воспаленными, словно Алан не спал неделю.
– Это только бисквит и колбаса с подливкой, – неуверенно прошептала Ева.
Легкая заминка в ее голосе странно тронула Алана. Он молча поставил на стол тарелки, пока Ева продолжала готовить.
Они сели за стол, не разговаривая, не глядя друг на друга, и все-таки это была их совместная трапеза.
Закончив есть, они привели в порядок стол и вместе вымыли посуду. Затем по молчаливому соглашению пошли в гостиную. И снова Алан задавал Еве вопросы, а она, на этот раз терпеливо и кротко, отвечала на них.
В результате Алан решил, что для начала необходимо отправиться в колледж, туда, где Чарли преподавал английскую литературу.
Пока он звонил и договаривался о встречах с теми, кто хорошо знал ее мужа, Ева искала на кухне, из чего бы приготовить обед.
Она делала привычную для себя домашнюю работу, которая не отвлекала ее от постоянных мыслей о судьбе дочери, но снимала часть напряжения.
Алан появился в дверях кухни неожиданно, в тот момент, когда она нарезала овощи для супа. Стоя на пороге, он созерцал эту уютную домашнюю сценку с чувством легкого раздражения.
– Я договорился о встречах на послезавтра, – резко проговорил Алан. – Мы будем говорить в колледже с деканом и парой преподавателей, которые хорошо знали вашего мужа.
Нож в ее руке дрогнул. Ева остановилась и перестала ссыпать нарезанные свежие овощи в большую кастрюлю.
– Почему мы едем туда? – спросила она. – Чарли там нет. – Потом добавила: – Вы только даром потратите время, а каждый упущенный час…
Алан уловил напряжение в ее голосе. Когда она снова взялась за нож, он увидел, что руки ее дрожат. Через несколько минут Ева подняла голову, но Алан уже ушел. Поставив кастрюлю на небольшой огонь, она выглянула в окно: дождь ослабевал.