Хватит, подумал он, всему есть предел. Мало того, что она сама ничего не делает, мало того, что в Москве целыми днями слоняется полуодетая по мастерской и, отвлекая от работы, каждые пятнадцать минут норовит прижаться к нему и при первой же возможности готова лечь с ним в постель! За два года он на нее сколько времени потратил! И теперь вот она что учудила. Нет, завтра же чтобы духу ее не было - и навсегда. Да таких натурщиц в его записной книжке десятка три. Она - кто такая? Простая девка, двух слов связать не умеет... И теперь такой позор! Как он завтра на улицу выйдет? Он сюда уже десять лет ездит. Его здесь уважали: каждый раз ему сдавали лучший дом в деревне. А теперь - куда бежать отсюда? "Это тот, у которого голая баба по улице бегала..."
Он повернул назад к дому и увидел, что овцы все идут за ним и тянут к нему свои тоскливые морды.
- Кыш, кыш! - закричал он.
Но овцы стояли в отдалении и спокойно смотрели на него, а когда он пошел, тронулись вслед. Он пошел быстрее, и они, тихо заблеяв, побежали за ним. Он быстро вошел во двор, хотел закрыть ворота, но створка так глубоко вросла в землю, что гнилая доска тут же сломалась. Он подержал в руке трухлявый обломок и, выругавшись, отбросил в сторону. Черт с ними, с овцами...
Из открытой двери в сени и на крыльцо падал свет. В избе все было так, как он оставил: ящик с красками, раскрытый этюдник... на лавке женское белье, аккуратно прикрытое блузкой, - он терпеть не мог раскиданных женских тряпок, и она это успела усвоить. Он поискал глазами яблоко, но яблока нигде не было... И вдруг его осенило. Он, не торопясь, вернулся во двор, прошел в сад, обогнул густой малинник, вышел к старому сараю и по шаткой лестнице полез вверх, на сушила. Под крышей стоял запах свежего сена и яблок. Яблоки были собраны еще дня три назад, свалены в углу в кучу, и теперь от них начинал исходить тонкий винный аромат. На сене, держа в руке яблоко, спала Катерина. Тело ее мягко светилось с темноте.
- Эй, - склонившись над ней, позвал Глеб и чуть потряс ее за плечо. Она не проснулась. Он подумал, как это она голая лежит на колком сене, и пожалел ее. Он спустился в дом, погасил там свет и вернулся с одеялом и простыней. Снова осторожно попытался разбудить ее, но она не проснулась. Тогда он расстелил одеяло и просто перекатил ее на полметра.
- Соня ты, больше никто, - сказал он и опустился рядом. Никакой злобы уже не было. Он хотел закурить, но от яблок так сладко пахло молодым вином, что он спрятал сигарету. Он лег, укрыл себя и ее простыней, но места на одеяле ему оказалось мало, и, чтобы не остаться на сене, он подвинулся к ней поближе и ощутил ее прохладное гладкое тело. Нежно, едва касаясь, он провел рукой по ее груди и по животу, и ему стало сладко. Он почувствовал, что она тоже раскрывается ему навстречу, и тогда он приподнялся на локте и поцеловал ее в губы, и она, до конца еще не проснувшись, обняла и прижала его к себе...
Засыпая, он слышал, как по улице с веселых крестин расходятся гости и где-то совсем близко блеют заблудившиеся овцы.
- Глеб, - тихо сказала она и потрясла его за плечо. - Глеб, а кого родила Ева?
1976