Десятого Ева в самом деле оказалась дома.
— А я уж третий день отъедаюсь, — протянула она в трубку. — Что? Киев? Какой Киев?
У меня похолодело внутри.
И тут Ева расхохоталась:
— Я пошутила, Витечка! Когда едем?
— Сегодня.
— А билеты?
— Возьмем в аэропорту.
Я был уверен, что нас ждут два свободных места на ближайший рейс, и так оно и оказалось. Я даже успел позвонить Сане и сообщить номер рейса.
Только в самолете я разглядел девушку, сидевшую рядом со мной. Округлые щечки опали. Волосы собраны в пучок на затылке. Под глазами едва заметные тени. Такой она почему-то была милее.
— Ты похорошела на картошке.
— Тебя бы туда! — фыркнула Ева. — Никто даже ведро не поднесет.
— А как же Крокодил и Володя?
— Ребята на току работают, с нами одни деды.
Ева тяжело вздохнула.
— Устала?
— Не успела, вообще-то. На четвертый день закашляла — и домой.
Я всегда знал, что Ева не пропадет ни в этой жизни, ни в какой-нибудь иной. Но вот тот, кто рядом с ней.
Я потянулся всем телом и блаженно закрыл глаза. Да, человек может гибнуть с ощущением счастья. На меня вдруг вновь налетел шторм под Джубгой. С утра поднялась волна, но я все же поплыл к пенящимся камням. Я был глуп, оттого и плыл навстречу нависающим над камнями грохочущим волнам. Мне было весело. И вдруг волна взметнула меня и швырнула на бурые, похожие на оплавленное железо камни. От удара перехватило дыхание, вода с песком хлынула в рот. Меня вертело в камнях, я не имел опоры ни под ногой, ни под рукой; водоросли, за которые я цеплялся, легко отрывались. Огромная масса воды опять обрушилась на меня, расплющила, проволокла по зубьям камней — и подвесила полуживого между землей и небом. Как-то я сообразил, что надо плыть. Через полчаса борьбы вслепую с волнами — теперь они с радостным ревом оттаскивали меня от близкого берега — я упал на мокрую, воняющую водорослями гальку. Из носа, ушей и рта текла вода, исхлестанные глаза ничего не видели, легкие конвульсивно всасывали в себя воздух, сердце выпрыгивало из горла. Я был счастлив, что остался жив. На животе горела содранная кожа, саднили колени и локти, но я был счастлив.
— Киев, — толкнула меня Ева.
— Я что, спал?
— Еще как.
Я глянул в иллюминатор. Земля неслась совсем близко.
Друг Саня не подвел, встретил нас на машине.
— Олег, — представил он водителя, — в одной группе учимся.
— А гоняемся на разных лодках, — хохотнул чернявый Олег.
— Едем сразу в яхт-клуб, — сказал Саня, и я только пожал плечами.
Парни, конечно, обалдели от Евы, изо всех сил разыгрывали из себя морских волков.
— Как мы вас в последней гонке надрали? — косился на Еву Саня.
— Да ладно, ваша лохань и ходить-то сама не может, — огрызался Олег. — Мотор врубили, а говорите, под парусами шли.
— У них в команде пять здоровенных лбов, — объяснял Саня. — Садятся на корме и дуют в тряпки. А то начинают тарелками грести.
— Какими тарелками? — стреляла глазищами Ева, сейчас они у нее были вдвое больше, чем в самолете.
— Обыкновенными тарелками, посудой. На море штиль, тряпки висят. Ихний капитан командует: «Помыть посуду!» Они хватают тарелки и гребут, как веслами. Все самые большие тарелки в магазине скупили.
Ева хохочет, Олег показывает Сане кулак, и машина чуть не вылетает на встречную полосу.
— Ты же не в море, — говорит Саня, как бы невзначай кладя на спинку сиденья руку и прикасаясь к плечу Евы. — Это в море вам все равно, в какую сторону идти.
— Мы будем на разных яхтах плавать? — не замечает Саниной руки Ева.
— На моей пойдем, — надувается Саня. — Я его матросом взял, для веса.
— Как для веса?
— А чтоб яхту откренивал. В хороший ветер яхта ложится на бок, а с другой стороны свисает вот такой амбал, как Олежка. Во-первых, скорость увеличивается, во-вторых, лодка не переворачивается.
Мощная шея Олежки багровеет. С Саниным языком никто не справится, я это хорошо знаю. Три года на соседних партах сидели.
— Значит, нас будет четверо? — спрашиваю я.
— Вечером еще один матрос подъедет. С тремя подругами.
— А ты, выходит, капитан?
— Разрешили один раз за румпель подержаться, теперь год будет кочевряжиться. — бурчит Олежка.
Ева оглядывается на меня и чмокает губами, будто целует. Она в своей тарелке, я не очень. Олег мужик ничего, сразу видно. Ну и Саня именно тот, которого я знал. Ехидина, свет не видел. Как он ладит с экипажем?
— Море, — говорит Саня.
Справа от дороги за соснами показывается вода. Пресная вода для меня не море, я равнодушно скольжу по ней взглядом. А Ева ахает, восторгается.