— Если бы вы могли видеть поверхность настолько детально, то не отправляли бы АМС*, — улыбалась Ева. — Я очень маленький для орбитальных глазок объект, так что бояться мне нечего. К тому же цвет покровов позволяет мне удачно маскироваться под окружающий ландшафт.
И не поспоришь…
— Твоё руководство, родственники — они не волнуются, что ты слегка подзастряла на Марсе?
— Что такое «родственники»?
— Забудь. Я о другом. Почему ты не можешь попросить помощи, пищи?
— Я никогда и ни о чём не прошу. Моя экспедиция сопряжена с определённым риском. Всё пошло немного не так, как планировалось, но я не могу предъявить претензий. Это часть моей работы.
…
Но иногда щедрость Евы не знала разумных границ, и тогда она оставалась со мной на всю ночь. В особенности, если за окном бушевала непогода. Никогда не думал о том, что скажу это, но, кажется, я полюбил марсианские бури, во время которых Ева занимала кровать Йоханссен и мы вместе смотрели что-то из убийственных сериалов Льюис (с коллекцией Мартинеса я больше не рисковал).
А ещё она читала мне вслух. К несчастью, она так и не научилась воспринимать чувственную сторону нашего языка, обозначаемую целым букетом знаков препинания, поэтому и детективы, и обычная проза в её исполнении вызывали одно желание — расхохотаться в голос. Ева читала сплошным блоком, не переводя дыхание. Если вы когда-нибудь пробовали воспроизводить большой объём текста в «google-talk», ** то понимаете, о чём я.
Но я не жаловался. Слушать голос Евы стало настоящим праздником. Смотреть, как шевелятся розоватые губы при прочтении, как упрямая прядь снова и снова падает на её лицо — подарком. К тому же, кто-то там наверху иногда поворачивался ко мне лицом и дарил небольшие подарки. Вот, например, однажды Ева увидела танец Патрика Суэйзи и Дженифер Грей в фильме «Грязные танцы» (это ужасно, Льюис!) и спросила:
— Марк, а ты умеешь так?
Все мои танцевальные навыки ограничивались репетицией вальса на выпускной бал, но я соврал:
— Ерунда.
— Научишь?
— Ещё бы, вот только…
— Что?
— Тактильные контакты…
— Ну, это исключительный случай.
— Тогда можно.
Я позволил ей выбрать музыку, потому что в коллекции Льюис всё равно нет ничего приличного. Но детектив Ева нашла что-то действительно подходящее, и сейчас я говорю о «World in mу eyes», *** у англофила Йоханссен.
Я наскоро объяснил и показал ей шаги, обхватив за талию воздух. Ева понимающе кивнула и шагнула в кольцо моих рук. Её талия оказалась плотнее и приятнее воздушной. А руки, легшие мне на плечи, напомнили о том, что мраморные скульптуры эпохи Возрождения, пожалуй, немного легче Евы. Но я не жаловался. Шагала она легко-легко, а лицо её оказалось так близко, что при резких разворотах, тёмные волосы прохладной волной касались моего лица.
— Мешают? — улыбнулась Ева.
— Ничуть. Нет… это очень приятно.
Наша песня давно доиграла, и из колонок послышалось что-то бодрое и ритмичное, но, положив голову на моё плечо, Ева продолжала раскачиваться из стороны в сторону. Мои руки на её талии вели себя просто отвратительно, но ведь у них было оправдание — танец. Не могу сказать, что контролировал их, просто констатировал, что скользнув по бедрам, они легко повторили линии её упругих ягодиц (ЧЁРТ ВОЗЬМИ, это самая восхитительная задница во Вселенной), а потом требовательно прижали Еву чуть теснее.
Я не мог понять, нравится ей это или нет: она спрятала лицо на моём плече. Совсем как в фильме. И я не понимал, захотелось ли ей этого самой или она просто подражала увиденному на экране.
Доиграла вторая, третья, пятая песня, а я всё так же не мог заставить себя отпустить Еву. Но остановиться пришлось, когда колонки замолчали совсем. Некоторое время мы тихо стояли обнявшись, я слушал её редкое дыхание и с некоторым облегчением заметил, что руки перебазировались: одна из них легонько касалась её спины между лопаток, другая путалась в волосах, поглаживая макушку.
И я подумал тогда, что вполне могу попробовать, попытаться…
Я потянулся к ней с закрытыми глазами, опасаясь, видимо, получить мгновенный отказ, но через какое-то время мне пришлось посмотреть: резко отклонившись назад, Ева взирала на меня без агрессии, но недоуменно.
— Скажи, Марк, а после танца принято целоваться?
Настрой был сбит, растоптан и уничтожен.
— Нет, — мой голос прозвучал хрипло.
— Тогда не будем, — решила Ева и, легонько толкнув меня пальцами в грудь (от чего, признаюсь, я едва устоял на ногах), отступила. — Спасибо за урок, Марк.
Нужно ли говорить, что ночь я провёл в модуле один, а Ева не появлялась следующие пять солов? Но когда в следующий раз чёрные всполохи её волос показались над линией горизонта, я работал у модуля.
— Привет, — сказала Ева, надевая шлем Льюис. — Что делаешь?
— Пытаюсь вырастить ромашки, но терплю неудачу, — улыбнулся я. — Здравствуй, Ева.
То, что я соскучился, пришлось добавить про себя. В разговоре эти волшебные слова на Еву всё равно не действовали.
— Какие новости с Земли? — вдруг спросила она.
— Ничего особенного. Они готовят зонд снабжения, который должен доставить продовольственные запасы. Мне нравится всё, кроме того, что за музыку отведено всего сто десять грамм. А, нет, вру. Имя у зонда гейское. Это тоже не вызывает положительных эмоций.
— Что такое «гейское»?
— Забудь.
— Что-то ещё?
— Ещё психолог с Земли попросил написать письма всем членам экипажа.
— И что ты написал?
— Я обвинил их во всём. Обозвал засранцами, а они в ответ признались, что бросили меня на Марсе только потому, что я им вообще не нравлюсь.
Нужно было видеть лицо Евы, когда я сказал последнюю фразу. Да, с чувством юмора у неё явно было туговато, но я объяснил:
— Не обращай внимания. У нас принято говорить несерьёзно об очень важных вещах. Кстати, ты надолго или опять найдёшь причину обидеться?
— Разве я обижаюсь?
СОЛ 188. ЗАПИСЬ В ЛИЧНОМ НОУТБУКЕ МАРКА УОТНИ
Я на полном серьёзе считаю, что не стоит давать зондам пидорские имена. Я даже обсуждал эту проблему с «НАСА». Но они не послушались и назвали миссию по спасению Марка Уотни «Айрис». Богиня, мать его, раздора, радуг и ещё какой-то фигни. А я ведь предупреждал! Зонд свалился на задницу и сгорел в атмосфере. Всё гейское рано или поздно приземляется на задницу. Таков уж закон.
— Марк, почему ты такой грустный?
— Выжить до прилёта «Арес-IV» временно отменяется. А тебе придётся привыкнуть к картошке.
— Зонд не вышел на орбиту? — догадалась Ева.
— Ну, с ним потеряли связь. Возможно, они плохо прицелились и выстрелили им в Юпитер.
— Я уже понимаю, что это шутка, — улыбнулась Ева. — Но почему-то мне от неё не смешно, хотя обычно ты шутишь не так уж плохо.
— Теперь мне придётся объяснять тебе, что такое чёрный юмор.
Кстати, помните мою теорию о взаимосвязи трагедий и симпатии у девчонок? Я был прав. Когда Ева услышала новость о зонде, она взяла меня за руку и долго не отпускала. Затем она приблизилась ещё на шаг и, вздохнув, положила голову на моё плечо. Я замер, боясь спугнуть, а она шагнула, сократив дистанцию до минимума, и наступила своими босыми ногами на мои. Ближе я к ней ещё ни разу не был. Да, чёрт, какая же она тяжеленная! Но я самый удачливый неудачник на этом свете.
СОЛ 192. ЗАПИСЬ В ЛИЧНОМ НОУТБУКЕ МАРКА УОТНИ
Дерьмо на палочке!
Они возвращаются за мной!
Даже не знаю, как на это реагировать. Я в ступоре. ****
И знаете что? Точно такую же запись я сделал в основном журнале, только там причиной замешательства обозначил хренову тучу работы и некоторые моменты, неясные даже для НАСА. Пока что ответа, как я попаду на орбиту, у них не было.
[ЛРД] Мы решаем эту проблему, Марк. МВА с таким уровнем топлива — слишком тяжёлая штука. К тому же стыковаться придётся с движущимся «Гермесом». Разрабатываем стратегию.