В тот день я впервые задумался о том, что никогда и не под каким предлогом нам не быть вместе. Эти жалкие несколько солов — всё, что осталось. И хотя их количество исчислялось десятками, они растают как мороженое в жаркий летний полдень, не оставив после себя ничего, кроме изжоги.
Я поделился этими мыслями с Евой, отдыхавшей на моей груди в палатке. Она поинтересовалась, что такое изжога, а потом сделала вид, что уснула. Невыносимая девица…
СОЛ 476. ЗАПИСЬ В ЛИЧНОМ НОУТБУКЕ МАРКА УОТНИ
Похоже, там, в НАСА всё-таки обделались. Сегодня нас с Евой наконец осенило, что мы стремительно углубляемся в эпицентр мощной песчаной бури. На самом деле я бы мог понять это гораздо раньше (коэффициент зарядки солнечных панелей снизился настолько значительно, что только идиот проигнорировал бы это обстоятельство). Прошу заметить, что я НЕ идиот, но мои мысли были заняты совершенно другими вещами.
И здесь, не сходя с этого самого места, меня можно признать свихнувшимся или душевнобольным, но в тот момент я гораздо сильнее был сосредоточен на Еве, а вопросы выживания приобрели второстепенное значение. Да, возможно это глупо, но чем ближе мы подъезжали к Скиапарелли, тем сильнее меня охватывало странное внутреннее беспокойство. Точнее не странное. Всё отчётливее я понимал: рано или поздно наступит тот день, когда мне придётся оставить милую Еву.
Я пробовал задать ей этот вопрос. Она обернулась и, зябко поведя обнажёнными плечами, молвила:
— Ты же и сам всё прекрасно понимаешь, Марк. Ты должен жить среди особей своего вида. Я тоже должна вернуться к своим.
— И нет никакой возможности остаться вместе? Я мог бы полететь с тобой. Если бы ты позвала.
— На моей планете тебе не выжить, Марк. К тому же, я не смогу объяснить, почему допустила сближение. Так что это не самый лучший план. Остаётся лишь такой вариант: остаться на Марсе и умереть от голода. Это единственное, что мы можем предпринять, не расставаясь.
Не очень радужная перспектива, но я не сдавался:
— А как же привязанность?
— Я не буду молчать и делать вид, что не слышала вопроса. Не в этот раз. Тебе придётся забыть обо мне… и мне тоже придётся тебя не вспоминать.
В общем-то, уверен, вы меня поймёте, что за такими мыслями и грустными разговорами пустячок в виде песчаной бури мы сразу и не приметили. Как мы из неё выбирались, я подробно описал в основном журнале, умолчав, разве что, ну конечно, о Еве. До прибытия к МВА оставалось так мало.
СОЛ 498. ЗАПИСЬ В ЛИЧНОМ НОУТБУКЕ МАРКА УОТНИ
Сегодня чудесный план по спасению чуть не накрылся медным тазом. В основном дневнике я осветил это событие подробно. Здесь же отмечу, что мой марсоход, сделав «бочку»***, вовсе не соизволил встать на колёса. И если в бортовом журнале описаны мои многочасовые попытки самостоятельно перевернуть проклятый ровер и тележку (из вредности присоединившуюся к марсоходу в предложении поваляться), то здесь я оговорюсь: нужно было не выпендриваться, усмирить гордость и растолкать уснувшую от очередной порции тепла РТГ Еву. Но раз уж она не проснулась даже от такого воистину жесткого приземления, то нарушать границ её сна мне не хотелось совсем.
Если вам интересны все мои мучения на пути поиска великолепного инженерного решения, просто прочтите основной дневник. Через пару часов я сдался и присел у марсохода, любуясь через окно, как в неудобной позе совершенно безмятежно почует Ева.
Мне пришлось ждать ещё час, прежде чем карие глаза открылись и, лукаво посмотрев на меня, часто-часто заморгали.
Ева выплыла из марсохода и, оценив масштаб происшествия, поинтересовалась, надев шлем:
— У нас проблемы, Марк?
— Целых две, — улыбнулся я. — Как видишь, марсоход не может продолжить свой путь. Одному мне его не перевернуть, так что…
К чести Евы могу заметить: долго объяснять не пришлось. К моему великолепному, но малоэффективному рычагу была приложена одна СЕ (помните эту единицу?). Как несложно догадаться, марсоход встал на колёса как миленький, а я в очередной раз ощутил себя беспозвоночным.
— Вторая проблема? — улыбнулась Ева, подняв лицевой щиток.
— Эту решу самостоятельно, — ответил я. — Только пока не представляю как.
— Ты недоговариваешь, — реактивно надула губы Ева.
— Наверное, научился этому у тебя, — рассмеялся я в голос.
Хотя… на самом деле мне не было смешно. Совершенно. Вообще. Совсем.
Я думал только том, что этот сол, несмотря на трудности, которые он принёс, практически остался позади. Солнце клонилось к закату, а значит, нам нужно было продолжать свой путь. Ещё минус один сол.
Девочка моя.
СОЛ 505. ЗАПИСЬ В ЛИЧНОМ НОУТБУКЕ МАРКА УОТНИ
В каком-то смысле всё встало на свои места, ведь когда мы с Евой увидели металлический корпус сверкавшего на солнце МВА, сердце моё наполнилось ликованием. Чёрт возьми! Я чувствовал себя бойскаутом, выведшим свой заблудившийся в глухом лесу отряд только при помощи компаса. С той лишь разницей, что у Марса нет магнитного поля, а значит и компасов никаких быть не может. Благослови Бог великолепный Фобос.**** Я подумал об этом и улыбнулся. Странно просить у Бога благословения для страха.*****
Я любовался сверкавшим на солнце боком МВА, забыв обо всём на свете. Нога моя скользнула с педали, и марсоход замер на гребне дюны.
— Все на абордаж! — скомандовал я, и на полной скорости мой пиратский ровер рванул к подъёмному аппарату.
Ева помогала мне облачиться в скафандр, и на её губах блуждала странная, непонятная улыбка:
— Ма-арк, — обратилась она уже привычно нараспев, но когда я обратился в слух, она помотала головой, обозначив тем самым, что передумала говорить.
Ева осталась сидеть в открытом марсоходе, когда я широкими прыжками подскочил к сияющему надеждой на спасение двадцати семи метровому гиганту. Она всё так же улыбалась, нацепив шлем Льюис, когда я исполнял тарзанью пляску вокруг подъёмного аппарата, кулаками колотя себя в грудь. Я смеялся и матерился, не забывая комментировать:
— Эти слова, Ева, обязательно забудь. Никогда их не используй.
Я поманил её, и вместе мы вскарабкались по лестнице на посадочную ступень. Оказавшись внутри МВА, я тут же узнал свою Еву. Она целиком и полностью потеряла ко мне, налаживающему связь с Хьюстоном, всякий интерес. Вместо того, чтобы пользуясь относительно обширным на фоне кабины марсохода и нашей спальни пространством прийти в мои объятья, Ева кружила по всему периметру, благоговейно касаясь кресел и электроники. Я любовался ей, не нарушая воцарившейся тишины, понимая, что в перспективе меня ждут наискучнейшие беседы с НАСА, которые, вполне возможно, коснутся весьма волнующих тем. Чёрт, я и забыл о четырнадцатиминутной задержке связи.
[13:07] ХЬЮСТОН: Поздравления от всех из ЦУПа! Отличная работа! Сообщи свой статус.
[13:21] МВА: Спасибо! Физических проблем нет. Марсоход и прицеп сильно поизносились, но пока работают. Оксигенатор и стабилизатор в порядке. Регенератор воды я не взял, одну только воду. Осталась куча картошки. До 549-го сола продержусь.
[13:36] ХЬЮСТОН: Рады это слышать. Гермес на курсе, облёт состоится на 549-ый сол. Как тебе известно, нужно облегчить МВА, чтобы его смог перехватить «Гермес». В течение дня мы пришлём тебе инструкции. Сколько у тебя воды? ******
Мне пришлось признаться НАСА, что мочу я всю дорогу выливал за борт, за что был немедленно обвинён в преступной расточительности. Впервые я никак не прокомментировал это. Обзываться не хотелось, ведь на то, чтобы не устраивать из марсохода сортир, был особый резон, о котором я предпочёл умолчать. Тем не менее, в следующем сообщении бесстыдники из НАСА потребовали сохранять и мочу. Я с сочувствием покосился на Еву, хотя, за всё время она ни разу не пожаловалась на запахи, укрепляя меня в подозрении, что вообще их не чувствует.