Из нудного диалога с НАСА я понял, что мне придётся подвергнуть электролизу всю оставшуюся воду, чтобы получить несколько лишних килограммов топлива. Это вселяло определённое беспокойство. Что могут дать восемьдесят килограмм этого самого топлива? На мой вопрос НАСА уклончиво отмолчалось, добавив, что в конце возможно придётся электролизовать и физиологические жидкости. С ума сойти. Но зато я смогу похвастаться перед Евой, что мочусь ракетным топливом. Готов поспорить, это способно её удивить.
Я не буду конспектировать все переговоры с НАСА и тут. Возмущусь лишь, что роверу и прицепу моему не доверяют и после вынужденной троекратной проверки всех систем землянами было принято соломоново решение использовать в качестве мастерской для некоторых моих нужд сам МВА. Я мог пользоваться им практически до последнего. Изуродовать прекрасный корабль можно за три или четыре сола официально. При помощи Евы мне хватит и одного.
Не буду пересказывать и всего того, что в этот и последующие солы происходило между мной и Евой. На самом деле это здорово напоминало первые дни нашего знакомства, когда она трудилась наравне со мной и даже больше, с той лишь разницей, что глупостей про «тактильные контакты» я больше не слышал. Стоило мне оказаться без скафандра и прикоснуться к ней… о, она становилась всё более отзывчивой и ласковой.
Кроме того мы разговаривали. Столько, сколько не говорили ещё никогда. И я всё удивлялся, как находились темы, ведь проведя вместе столько времени, между нами должны были остаться лишь сплошные конфликты. А ещё Ева кое-что рассказала о жизни на своей планете, и я понял, что бедная девочка действительно не видела ничего особенного. Вся её жизнь, если описать ту, используя земные аналоги, была похожа на службу в спецвойсках. Наверное, потому не слишком разнообразный мой быт казался ей настоящим «Диснейлендом». Кстати, окажись она со мной на Земле, я бы потащил её на свидание именно в этот парк.
Иногда разговоры заставали нас глубоко за полночь, и тогда привыкшая к дисциплине Ева засыпала прямо на моём плече, а я ещё долго не мог сомкнуть глаз, думая о том, что 549-й сол приближается неумолимо. Но я не смел поговорить об этом с Евой. Она всячески избегала тем о скором расставании.
СОЛ 526 ЗАПИСЬ В ЛИЧНОМ НОУТБУКЕ МАРКА УОТНИ
В НАСА правильно предположили, что их идея лишить МВА носовой части не приведёт меня в восторг. Прочитав соответствующее сообщение, я вежливо и ласково попросил недоумевающую Еву снять шлем и тут уж дал волю чувствам. Если коротко на Земном языке, то перегрузки в 13 g грозили мне переломанными костями, лопнувшими сосудами, да и вообще могли очень дорого стоить. Проматерившись, я жестом попросил Еву вернуть на место скафандр и обрисовал план действий.
Но НАСА почему-то более всего волновал вопрос, как я смогу сдвинуть с места многоцентнеровую крышу. Я, конечно, сохранил интригу и джокера в рукаве. Ева с такой задачей могла справиться не запыхавшись. А записи. В основном журнале я напишу, что очень устал от работы. И это будет правдой. Морально я был вымотан полностью.
СОЛ 529. ЗАПИСЬ В ЛИЧНОМ НОУТБУКЕ МАРКА УОТНИ
Записи о Еве становились всё короче, тогда как основной журнал я вёл с прилежанием тринадцатилетней отличницы. Вообще, этот сол примечателен тем, что я начал заниматься изготовлением ракетного топлива. Звучит помпезно, но на самом деле я лишь подвергал воду электролизу. Еву от процесса я отстранил, и она наблюдала за моими манипуляциями с безопасного расстояния — из раскуроченного МВА. Вспоминая о водородных приключениях периода начала моей робинзонады и стреляющем людьми жилым модулем, я просто не мог себе позволить, чтобы взрыв уничтожил и меня, и Еву. Кто-то должен выжить. Если выбирать из двоих, себя из списка я исключаю.
Да, кстати, сегодня в первый раз ребята с «Гермеса» вышли на связь. Мартинес предложил заняться сексом. Бедняга. Думаю, у него проблемы с личной жизнью: жена далековато, а в космосе не так уж просто подцепить какую-нибудь девчонку. Я соскучился по этим ребятам!
СОЛ 548. ЗАПИСЬ В ЛИЧНОМ НОУТБУКЕ МАРКА УОТНИ
Не буду описывать последний день, проведённый с Евой. Это выше моих сил. И хотя я уверен, что буду помнить каждую секунду, каждый миг последних часов, проведённых на Марсе, записывать я не стану ни-че-го. Таков уж я, Марк Уотни — первый человек, пробывший на Марсе в полном одиночестве полтора года… ну ладно, не совсем в полном одиночестве.
Но всё же, кое о чём я расскажу. Вспоминая, как мама всегда утверждала, что я визуал:
— Марк, ты привёз какие-нибудь фотографии из лагеря?
— Но мама, у меня совсем не было времени на съемку: мы гуляли по лесу, ставили палатки и жгли костры. Мы пели и сплавлялись по реке. Я и так всё очень хорошо помню.
— Марк может сфотографировать что-то только случайно, если выронит из рюкзака свой фотоаппарат и тот, падая, сделает несколько снимков.
Это не правда. На этот раз я возьму с собой флэшку со своими записями о Еве. Куда добавлю те фото, что остались в моём компьютере. Ева на крыше марсохода. Ева в жилом модуле, сопереживающая судьбам героев сериала. Ева и Марк.
Я впитывал последние часы, как губка. Я без конца касался её рук, лица, запоминая эти ощущения. Странно осознавать, но мы провели вместе не так уж мало времени, а мне не просто не надоело дотрагиваться до Евы. Напротив. Каждый раз, как в первый раз. Нежная у неё кожа. Что-то на самом дне тёмных глаз плещется теплом, готовое выплеснуться через край.
ЕВА!
Если бы она знала, как я был близок к тому, чтобы отказаться от всего и остаться. Я мог бы инсценировать собственную смерть. Мог бы… Чёрт, у меня осталось 56 картофелин, а это всего несколько солов рядом с ней. Потом я буду долго и мучительно умирать от голода. Рядом с ней. Рядом.
В последнюю ночь она долго не могла устроиться, постоянно поворачиваясь с боку на бок, утыкаясь носом в мой бок.
— Ева…
— Что?
— Ты ведь понимаешь, что мне нечего сказать?
— Я понимаю, что всё идёт так, как и должно быть. По самому лучшему сценарию. Мы оба останемся живы и…
— За несколько сотен миллионов километров друг от друга.
— Памяти не страшны расстояния. Я буду думать о тебе. Чаще, чем хочу.
Я обнял её, прижимая крепко-крепко, и прошептал жестокое:
— Я тебя люблю.
СОЛ 549 (Восстановленная запись)
Не буду врать: у меня тряслись коленки. С большой вероятностью я умру при старте. И хорошо, если мою жизнь унесёт взрыв. Я даже понять ничего не успею. Хуже будет, если на орбите что-то пойдёт не так. Вариантов на тему «что-то пойдёт не так» множество. Поэтому я не стану их перечислять. В любом случае у меня оставался элегантный план самоубийства в открытом космосе.
Я был готов к старту в своём кабриолете за несколько миллионов долларов. Сквозь отверстия в корпусе я в последний раз видел красноватые марсианские пейзажи.
… и одинокую фигурку, прячущуюся в тени марсохода.
На Еве всё ещё красовался шлем, и мы могли разговаривать. Но секунды складывались в минуты, а мы молчали… молчали… молчали, не находя нужных слов. Лично у меня в голове роились лишь глупости. Я хотел сказать ей, что никого и никогда не любил так. И не полюблю. Я хотел сказать, что у неё тяжёлая задница и самая красивая улыбка во всей Вселенной. Я, чёрт возьми, не успел рассказать ей о «Диснейленде» и … я никогда не представлю её своей матери. В наушнике ветром раздавалось дыхание Евы, и только это обстоятельство выдавало её волнение.
— Ева?..
— Что, Марк? — послышалось слишком быстро. Раньше она никогда не торопилась мне отвечать.
— Как ты доберёшься до базы?
— Отсюда правда недалеко. Тебе не о чем волноваться, — голос её звучал тихо и хрипло. Она действительно с трудом проговаривала слова.
— Тебе холодно? — зачем-то задал глупый вопрос я, понимая, что Еве не может быть холодно. Она даже не знает, что это такое.