Не придумав ничего умнее, во всеуслышание прямо посреди кафетерия между парами так и спросила: «Кто готов принять бездомную под крышу? Интим не предлагать».
Естественно, посмотрели на меня тогда, как на больную. Покрутили пальцем, да дальше свои сосиски в тесте жевать продолжили.
И лишь один единственный парень откликнулся с дальнего столика: «Готов принять, если дашь слово, что не клофелинщица».
Так и познакомились, хотя учимся на разных специальностях. Он на программиста, я на филологическом.
По первой стрёмно, конечно, было. Я смелая, но не бесстрашная. Неизвестный парень, хата под замок ― мало ли какой он там мог оказаться псих, раз готов был принять левую девицу.
Но либо так, либо ночевать на вокзале. А, помнится, тогда был декабрь и подобная перспектива совсем не радовала. Пришлось рискнуть.
И вот уже сколько? Ща, пальцы позагибаю...
Короче, чуть больше года так соседствуем. Крепкая дружба полов, платонические отношения, братаны на века и всякое такое. Ну, если не брать в расчёт того момента, когда однажды мы едва не переспали...
Каюсь, конфуз случился по моей вине. Я слегка берега попутала. Пришла в очередной раз мальца под мухой, а тут Игорь из душа выходит.
В одном полотенчике. Мокренький, распаренный.
Мы на тот момент уже пару месяцев жили вместе, но тогда я впервые заценила и его брутальную внешность, и татуху на руке.
Обязана отметить ради вселенской справедливости ― данные у него пристойные. Парень он крепкий и умеренно смазливый. Даже кубики на прессе, которые мы, девочки, так любим, имеются.
На них и залипла, собственно.
Потупила, потупила... и полезла первой.
Напоминаю ― во мне булькал градус! В тот период я в принципе пила довольно часто, пытаясь смириться с участью бомжихи.
Короче, целуемся мы, целуемся. Хорошо так целуемся, зачётно. Эмаль на зубах трескается, искры сыпятся ― всё как положено. Я на запале, стопов с его стороны не чувствую, уже тянусь к полотенчику...
И понимаю, что тишина. Не стоит у него на меня.
Тогда по башке и шарахает озарение: какого ж чёрта-то я творю?! Нашла, где искать кандидата на перепихон, идиотка.
Да даже если бы и стояло, дальше то что? Замутили бы? А если бы не выгорело? Тогда всё ― прощай, ночлег. Обоюдный дискомфорт никому был бы не нужен.
В общем, пришлось скоренько идти на попятную, рассыпаясь в извинениях. Мол, и бес попутал, и алкашка попалась палёная, и вообще, дура я озабоченная.
Конфуз вышел ужасно неловкий, но думаю, ничего. Если я его хоть сколько-то зацепила и его «неподъёмчик» чистая случайность, сам попробует повторно яйца подкатить...
Но нет, не попробовал.
Ни через день, ни через два, ни через неделю.
Так все флюиды сами и сошли на нет. Что ещё хоть как-то могло между нами вспыхнуть, коротнуло и перегорело. Момент был упущен.
Уж в каком виде я только перед ним не прыгала ― захотел бы, давно трахнул. Но не захотел. Этот дурень лишь прикалывается и пошлит.
― Тетя-тетя Кошка, выгляни в окошко, ― стучат мне в маленькую форточку, которые строители советских времён любили врезать между ванной и туалетом.
Уже забравшись в ванную, смываю мыльную пену с глаз и недовольно выглядываю из-за шторки.
― Придурок, да? ― разглядываю на запотевшем стекле нарисованную виселицу и человечка уровня таланта: палка, палка, огуречик ― вот и вышло... что-то.
― Покажи фанатам сиськи. Иначе он с горя повесится, ― ржёт торчащая на фоне всего этого морда.
Опять, падла, с ногами забрался на крышку унитаза. Я ж только её отмыла!
Показываю средний палец и скрываюсь обратно за шторой, слыша ехидное: «Ну а вдруг бы прокатило».
Чего ему там должно было прокатить? Фанаты уже видели мои сиськи. Всю меня видели. Хлипкие замочки санузла имеют свойство не до конца защёлкиваться, а я никак не научусь перепроверять эту незначительную деталь.
И опять же ― ничего. Никаких решительных действий, так что выводы напрашиваются сами собой. Придётся смириться с тем фактом, что в мире существуют мужчины, которые меня не хотят.
Обидно, конечно, ну да ладно. Оно и к лучшему.
Усё. Сама помылась-отмылась-прихорошилась. Раковину с сантехникой тоже до блеска вылизала, а самое главное ― зеркало оставила на десерт, как финальный штрих.