― Тебе виднее. Но в нашей семье не приветствуется лоботрясничество. Сильно нас никто не баловал. И с детства учили ставить и добиваться целей самостоятельно. Хотя, конечно, не отрицаю, без отца хорошее место я бы так быстро не получил. Тут он помог, чтобы не пришлось годы бегать посыльным.
― Посыльным не бегаешь. Тогда кем бегаешь?
― Никем. Я не бегаю.
― А чем занимаешься?
О, Я ждал этого момента. Правда не думал, что при этом сам окажусь в «наручниках».
― Скажу так: если бы твой отец не оказался трусом, на суде его защищал бы я. Возможно, он даже смог бы избежать отсидки, ограничившись условкой. В деле имелись несостыковки, которые можно было переиграть в свою пользу. Вот только он решил иначе.
Ева изумлённо приподнимается на локтях.
― Ты был его адвокатом?
― Стал бы, дойди до этого.
― А Прокопьеву как, нормально, что его потенциальный зять должен был защищать интересы бывшего мужа его будущей жены?
― А ты думаешь, при каких обстоятельствах мы с ним познакомились?
― О, чудесно, ― сколько презрения. ― Я очень рада, что позор моей семьи помог твоей личной жизни.
― Мне должно быть стыдно, но нет. Прости. Именно «позор твоей семьи» и свёл нас с тобой, если помнишь.
― Кстати... Получается, на тот момент, когда мы познакомились... ты уже знал, кто я?
― Разумеется. Ты удивишься, но мы прежде неоднократно пересекались с тобой на светских мероприятиях. Только ты не обращала на меня внимания. Была слишком занята, умирая от скуки.
― Что ж сам не подошёл?
― Тебе тогда было лет семнадцать. Предлагаешь совращать малолетних? Это не совсем мой профиль. Но стоит отдать должное, ты уже тогда была красоткой, которую сложно было не заприметить. Мальца высокомерной, но красоткой.
― Очаровательно.
― Мир ― тесная штука.
― Очень тесная. Если ты, уже будучи помолвленным, всё равно подкатил ко мне в баре.
― Ты путаешь. Подкатила как раз ко мне ты.
― Ну да. А кто первый подсел?
― А кто первый предложил сыграть в карты на раздевание?
Ага, тушуется.
То-то и оно, не надо все шишки на меня валить. Я подошёл, потому что у неё был слишком убитый вид. Изначально планировал всего лишь поддержать, максимум предложить роль собутыльника, но не смог устоять перед её инициативностью.
Никто бы не смог.
А в картишки, если что, я её разделал под орех. Раздел до белья всего в несколько конов, а дальше в ход уже пошла чистейшая химия. Которую я бы с удовольствием повторил снова.
И повторю. Сегодня. Сейчас.
Ничего личного, она сама напросилась.
― А не был ли это заранее спланированный ход? Может ты хотел выведать, не знаю я ли, где укрывается мой блудный папочка?
Ну всё. Начались подозрения.
― Зачем? К тому моменту дело перешло в другие инстанции. Я, конечно, потерял прибыль с его побега, но не критично. Быстро наверстал. Ты мне другое скажи: ты собираешься меня развязывать?
― Разбежался.
― Пчёлкина, последний шанс пойти на мировую.
― Ой, как страшно. Боюсь, боюсь.
― И правильно делаешь, ― обхватив Еву ногами, перекидываю через её голову связанные руки, ловя в капкан. Связанные между собой, но уже больше не сдерживаемые рейкой.
Не просто так, в конце концов, последние несколько минут отвлекал её внимание болтовней, незаметно расплетая заковыристый узел.
Ремень, несомненно, хорош в эротических играх, вот только у него есть недостаток ― толщина, мешающая затянуть достаточно крепко.
Настаёт очередь Пчёлкиной с ойканьем падать на подушки, а мне оказаться сверху, придавив собой хрупкое тельце так, что ей бесполезно даже пытаться рыпаться.
― А я ведь тебя предупреждал, яхонтовая, ― ловлю её губы, легонько оттягивая нижнюю и пробуя на вкус. ― Хотела повеселиться? Давай повеселимся. Пощады не проси, не буд...
― Ты чего двери не запираешь? Совсем осмелел? ― отрезвляет нас обоих женский голос, а ещё мгновением спустя на пороге озадаченно подвисает... Люська.
Тощая и обкромсанная едва ли не под мальчика девчонка. Осветлённые и сожжённые краской волосы торчат в разные стороны, но систер считает, что это красиво.