Не знаю, дело вкуса. Может кому-то и правда нравятся пацанки. Я же больше по женственности.
От которой меня подлым образом отвлекли.
― О-о, ― иронично тянет сестрёнка, оценив масштаб творящегося. ― Я, кажись, не вовремя.
― Крайне не вовремя, ― недовольно откликаюсь.
Уже можно грызть бетон от досады?
― Сорри. Табличку бы хоть повесил. Или носок, как раньше.
― Это МОЯ квартира. Я должен в собственной квартире носки развешивать?
― Естественно. Я ж никуда не девалась.
К сожалению. Восемнадцать лет ― ума нет, а ведь пора бы и повзрослеть.
― Чего хотела?
Хотя и так знаю: чего.
― Денег хотела одолжить.
― Одолжить ― в смысле, как обычно взять и не отдать?
― Не будь мелочным. Я бедная студентка, которой зажимают карманные.
Зажимают, как же. Просто транжирить не надо. Люся категорически не умеет копить. Или хотя бы тратить в меру. Та ещё барахольщица: из магазина без надутого пакета не уйдёт.
Отец устал от бесконечных гигантских чеков и поставил ей на карточку лимит. Вот та теперь ко мне и бегает, клянчит. На туфельки, на серёжки, на новенький айфон. На поездку в Швейцарию, чтоб на лыжах покататься.
И ведь нельзя не дать. Родная кровь.
― Не пробовала устроиться на работу?
― Не будь скупердяем. Постесняйся девушки. Что она подумает? Что ты жмот?
Да я так-то вообще боюсь подумать, что подумает Пчёлкина. Уверен, у неё там уже целый список вариантов собрался.
― Это сестра, ― переключая внимание обратно на Еву, сразу отсекаю лишние.
― Безумно за вас рада, ― сердито щурится она. ― Но давайте вы свои проблемы обсудите, когда ты перестанешь ломать мне рёбра? Мне не очень удобно.
― Тебе не очень удобно? ― подлая клевета. Её рёбра в полной безопасности. И, видимо, всё остальное тоже. По крайней мере, пока что. ― У меня плечи намертво затекли, пока я висел.
― Только не плачь, у меня платочков с собой нет. И слезь уже с меня, слоняра, ― выпутываясь, с горем пополам Пчёлкина выскальзывает на свободу, тряся головой и взлохмачивая волосы.
― Привет, ― машет ей Люська.
Вернее, как машет: указательным и средним подёргивает. Потому что остальные пальцы заняты, зажимая связку ключей. Среди которого есть и от моей квартиры.
Роковая ошибка.
В своё оправдание могу лишь сказать, что дал его ей на случай ЧП, вроде потопа или пожара, однако кое-кто решил, что «всё, что принадлежит брату ― по умолчанию принадлежит и мне. В семье же принято делиться».
― Доброго вечерочка, ― ворчливо бурчит та. ― И до свидания.
― Держи её! ― только и успеваю крикнуть, не без труда соскакивая с постели.
Сестрёнка не подводит, преграждая Еве дверной проём, бросая при этом виноватое: «Извини, в моих интересах повиноваться».
Переводит взгляд на меня, запоздало замечает стянутые ремнём руки, оценивает общий полураздетый вид, включающий расстегнутую ширинку и никуда не девшуюся эрекцию...
И начинает хохотать в голос.
― Да ла...дно? Пр...ям так? Ты его... того? ― глотая слова, кое-как выдавливает Люся, сгибаясь пополам от смеха. ― Я не знаю, кто ты, но ты мне нравишься, дорогуша.
Вот её плющит. Аж вся покраснела.
― Люська, хорош ржать, ― зубами ослабляю удавку на запястьях, кое-как избавляясь от треклятого ремня.
― Простите. Просто это... очень... смешно. Ух, ― смахивая выступившие слёзы, обмахивает себя та, пытаясь успокоиться. ― Прям жарко стало. Хотя у вас тут и так было жарко.
― Вот именно, ― запоздало хватая подушку и прикрывая причинное место, мрачно замечаю. ― А кое-кто пришёл и всё испортил.
― Не верь ему, ― скрещивая руки на груди, оскорблённо задирает подбородок Пчёлкина. ― Меня собирались изнасиловать.
― А, может, ты его? ― хитро уточняет сестра. ― Так-то связана была далеко не ты...
― Я защищалась.
― А он не сопротивлялся? Это такие ролевые игры?
― Именно. Я госпожа, а он мой раб.