- Ты хочешь сказать, Дайс, что все это время рядом с нами существовал Орден госпитальеров? Этого не может быть – они канули в небытие.
- Нельзя так долго быть Великим Мастером, Джонатан. Знаешь, почему я сложил свои полномочия? Величие губит быстрее, чем любая болезнь. Это страшная штука – привыкнуть к своему «величию». Знаешь, я начал пить. Это плохо. Но, я жив и это хорошо.
- Сегодня ты нарушил все законы, Дайс…
- Перестань, Джонатан. - Голос Ледуайена неожиданно стал резким. – Ты о манерах и этикете? Нет ни одного закона, который бы не был писан людьми. Даже Божьи законы мы знаем только в людской редакции. Законы защищают одних от других, но соблюдать законы одних другие не обязаны. Слушай меня внимательно, если ты хочешь еще успеть что-то сделать. Слушай меня очень внимательно. Мы с тобой знали, а остальным неведомо, что кроме нас есть на этих весах еще третья чаша. Она не мешала нам сохранять равновесие в мире. До поры, до времени. Люди глупы и не понимают, что об этом говорит даже статуэтка Фемиды! У истины три стороны: правда и ложь лишь гири ее весов, а она всегда посередине. Церковь знает о нас. Мы знаем Церковь. Мы хорошо знаем друг друга. Но, ни они, ни мы не представляли себе, что все это время рядом с нами были они. А может быть они-то как раз и знали. Госпитальеры никогда ничего не делали просто так – они всегда ждали, когда закончится бой, и убирали падаль, и тем кормились. Им нравилось быть нищими и грязными. Нищета – это болезнь, которая даже при свалившемся на голову огромном богатстве, не позволит есть кусок целиком. Она заставит его спрятать в сырой подвал, где он сгниет, а нищета будет питаться только крохами от него. Нищета заразна. Она превращает человека в шакала. Она порождает злобу и подлость, ложь и лицемерие, болезни и ненависть. Есть такое выражение: нищий духом – это про тех, кто, умирая от голода, оставляет в сундуке глубоко под землей несметное богатство. Это про тех, кого ненавидят потом собственные дети за несчастное детство. Потому что богатство только тогда в радость, когда не болен дух. Госпитальеры никуда не исчезали – они всегда были рядом. Они позволили тамплиерам быть. Они вынуждены были позволить. Церковь склонилась перед храмовниками – госпитальеры шли за спиной церкви. Они ждали. И они склонились вместе с ней, и храмовники поверили, потому что были также самонадеянны, как мы. Но они, Джонатан, не церковь – будь она не ладна. И не имеют они отношения к Церкви. Они наше «альтер эго». Ведь ты думал над тем, что они помогли храмовникам исчезнуть и избежать полного истребления? Думал. Так почему ты не подумал о том, что они не рядом, что они внутри? Тем более, Джонатан, именно мы, назвавшись другим именем, присвоили себе право хранить Тайну храмовников. И храним ли мы ее? Я хочу сказать: знаем ли мы ее вообще? Ты знаешь? То, что мы знаем с тобой, скорее всего, лишь часть Тайны. Неужели ты уверен, что вольные каменщики и тамплиеры это одно и то же? Мне думается, что мы только подмастерья и вряд ли будем мастерами. Нелепые и мало кому понятные слова и обряды. Джонатан, разве существование нас отрицает существование еще кого-то? Почему именно мы имеем Право? Книги? Заветы? А Истина? Она-то где? Ты ее ищешь в древних книгах, а она оказывается в бульварных газетах. Ты возносишь молитвы к праотцам, а они достигают лишь ушей сидящих рядом в метро….
Устал я, Великий Мастер, от поиска истин. Их стало слишком много.
- Как давно ты узнал об их существовании?
- Перестань так акцентировать слова, дорогой. ИХ! Кого – их? Таких же, как мы недоумков? Чем мы занимаемся, кроме Собраний? Распределением финансовых средств среди своих – вот чем. Ладно. Разговор долгий и он имел бы смысл, если бы на вывеске нашего «банка» не было написано «сборище уволенных со службы строителей, решивших, что они некогда были тамплиерами, а теперь ставших псевдорелигиознотайным обществом придурков, возомнивших, что они превыше всех». Это просто клуб финансистов, ничего более. От скуки, как пейнтбол. Ну, и мы, перекладывающие слова с места на место. Скорее уж обычные строители настоящие масоны, чем мы, не бравшие мастерка в руки. Хранители Веры. Какой? Имитация. Хранители должны уметь убивать. Мы разучились это делать. Теперь убивают только за деньги. Если раньше власть держалась на вере, то теперь власть стоит на деньгах и вера не имеет для нас больше никакого значения, кроме как развлечение выходного дня и красочное шоу. Теперь убивают за веру только на Востоке. И пора назвать вещи своими именами: мы долго прикрывались именем иудейского Бога, но наступает другое время – мы люди с Востока – тебе ли не знать? Кажется, мы сделали все, чтобы Война опять началась. Только теперь это война не остановится никогда. Эту кровь не смыть.
- Перестань, Дайс! Нет нашей вины в том, что люди сошли с ума. Что террористы взрывают все подряд! Как можно равнять войну с террором с войной за Веру? Причем тут мы?
- Очнись, Великий Магистр. Кто они – террористы? Можно сказать, что это люди, слова которых не доходят до ушей других, и они взялись за оружие. А можно сказать, что они преступники…. Только вот какие законы они преступают, кроме наших? И где в наших законах написано, что еретики не будут гореть в геенне огненной? У них такие же книги – вот мы уже и горим по-настоящему….
- Хватит, Дайс! Не время сейчас. Потом поговорим об этом. Сейчас надо разобраться в насущном.
- Хорошо. Хочешь разобраться? Давай. Первое письмо я получил за два дня до того, как ты перестал быть моим Заместителем и стал тем, кого величают Великий Мастер. – Ледуайен опять нехорошо усмехнулся.
- Почему ты не сказал мне, Дайс? Причина твоего ухода была в этом?
- Причина в этом…. Не только в этом, Джонатан. Я понял, что они не угрожают, ничего не требуют, ничего не хотят, они просто вернули нас на семьсот лет назад и назвали нас по имени и поэтому они страшны. Подумай сам: они знают меня, они знают адрес моей электронной почты, они точно знают каждого из нас, никакая электронная защита не распознала письмо, – так ли крепка была наша оборона? Они просто пришли и сказали: «Хватит». У тебя не возникает мысли, что они имеют к нам прямое отношение? Что они, может быть, и создали нас? Откуда мы вообще взялись? Почему мы так уверены в наших книгах? Посмотри сколько вопросов. Откуда ты знаешь о справедливости нашего пути?
- Ты испугался, Дайс. Ты теряешь Веру. Вера не требует ни подтверждения, ни доказательств – тебе ли этого не знать. Откуда ты знаешь, что речь идет о тайне. Хакеры, хулиганы, да кто угодно…. Среди наших Братьев возможно кто-то…
- Ну же, договаривай! Что же ты? – Ледуайен смотрел Джонатану прямо в глаза. – Предатель? Хулиган? Авантюрист? Псих? Веришь ли ты сам в это, Великий Мастер?
- Хорошо, Дайс. Пусть так. Что было в первом письме и сколько было писем за эти два года? – Тиз почувствовал, что сейчас вдруг появилась злость на старого Ледуайена. Куда-то ушло беспокойство, и он позабыл на время о письме.
- Я не скажу тебе всего, Джонатан. Я расскажу про письмо, которое пришло за месяц до моего ухода с поста Великого Мастера Я покажу его тебе. – Ледуайен достал из внутреннего кармана пиджака еще один сложенный листок и протянул его Тизу.
Джонатан развернул листок.
Все владеющие землями, привилегиями, замками или каким бы то ни было имуществом, принадлежащим ордену Храма, независимо от государства, известности или достоинства, даже если это - понтифики, должны отказаться от них в пределах месяца после запроса магистра и членов ордена Госпиталя, или любого из них, или их поверенных. Все должно быть полностью и свободно передано ордену госпитальеров.
PRO FANUM
- Что это значит? Опять кусок из буллы Климента V? Какого черта? Они не знают другого документа?
- Прошу тебя! Текст буллы писал не слабый Папа. Кто стал бы его именем приказывать нам что делать? Это значит только то, что они требуют вернуть им все, чем мы владеем. И это не пресловутая Тайна или артефакты – это власть и деньги, на которых и построена наша власть. Я повиновался и оставил наше Общество на тебя, хотя этого делать было нельзя, не будь этого письма. Ты слишком предан вере, а она-то тут как раз не причем. И, поверь мне, и черт здесь не причем: ты сам знаешь, что совпадений не бывает. Не тот случай. И дело не только в том, что они знают, кто мы – просто пришло время и что-то произошло – иначе бы они не раскрылись. Ставка в этой игре не мы – ставка выше. Боюсь я, Джонатан, другого. Кажется, маски сняты, и встретиться придется глаза в глаза, и назвать друг друга по имени.