- Значит, ты хочешь сказать, что в нашем Обществе предатели?
- Что с тобой, Великий Мастер! О чем я тебе говорил все это время? Нет ни предателей, ни преданных: наступило время Истины, о которой мы так долго мечтали. А вот хорошо ли это? Хороша ли будет Истина? Я хочу сказать, что пришло время вспомнить еще одно значение слова «pro fanum» - «неверующий» или «богохульный». Нам объявили войну, Джонатан, и на этот раз враг сильнее нас. Ибо мне кажется, что именно он и знает Истину, а мы играли в его пьесе. И его имя не Иисус.
Гл. 11
Я получил бы восемь тысяч за два месяца стояния в черном костюме при температуре плюс сорок градусов. Минус три тысячи, которые я не получил, потому что из этих восьми недель три я уже не стоял. Таким образом, пять тысяч за тупое времяпрепровождение, ненависть к морю и год сытой жизни в Танжере впереди. Неплохо. Плохо только то, что из Танжера придется уезжать – хозяева не любят, когда их покидают без предупреждения, обижаются и могут сделать а-та-та. Куда? Пока не скажу – не знаю. Маленькие человечки в черных костюмах, прилипших к потному телу, тоже должны попытаться подумать.
И вот еще что я вам скажу – Сицилия – это не солнечная Италия. Тем более, ночью, когда я совершенно мокрый. Тем более, в августе. Именно таким я выбрался на берег. Наверное, пропахну рыбой. Точно пропахну.
Склады, телеги, старые велосипеды без колес, луна, и очень скользко. Мне пришлось спуститься по трапу с другой стороны яхты, плыть долго. Так долго, что я вероятно еще очень не скоро захочу купаться в море. Путь к причалу был скушен – что об этом говорить? Плыть в темноте не меньше пары часов (стояли на рейде) и все это время держать свою одежду и документы в руке над головой – это, наверное, было похоже на высадку союзников в Нормандии. Слава создавшему Средиземное море! Оно сравнительно маленькое и доплыть до нужного берега можно, если заранее зайти в рубку и посмотреть: где Израиль, а где Италия.
Как по-итальянски будет: как доехать до аэропорта? «Скузи. Прего. Аморе мио» - все. Иссяк. Лучше бы это была Франция – Лазурный берег или Монако. Там люди говорят хоть и по-французски, но это больше похоже на человеческий язык. Мне с детства мяукать трудно – у меня была собака.
Вон, там, под фонарем сидит человек – подойду и спрошу.
- Скузи, сеньор. Где здесь аэроплано, прего. (В запасе осталось только «Аморе мио», но, кажется, сейчас не стоит это говорить).
При этом я расставил руки и стал ими совершать движения, по моему разумению крайне похожие на высший пилотаж или хотя бы сильную турбулентность. Я даже немного подпрыгивал для пущей убедительности и немного гудел. Судя по глазам ошалевшего старого итальянца, я был похож скорее на уволенного за пьянку сумасшедшего орнитолога, чем на самолет. Словом, редко выпадает на долю сторожа такие увлекательные встречи. Пьяные матросы, бывает, выползают из моря, рыба тоже, бывает, выпрыгивает, местные жители кого-то топят – это нормально. Но, чтобы орнитологи! Они – редко. Сегодня хорошая ночь. Завтра он расскажет друзьям, что из моря вылез голый сумасшедший псих, и долго летал вокруг него, и ему больше никогда не нальют перед сменой выигранный в нарды стакан кьянти.
Я еще немного погудел и полетал, но, видя, что реакция не та – итальянец не подхватывает игру, махнул рукой ему на прощание и пошел вдоль набережной, напевая случайно пришедшую на ум песенку итальянских коммунистов «Бандьера росса».
Было уже 3 часа ночи. Кажется, я просох. Стоит одеться, чтобы не вызвать обвинений в недостойном орнитолога поведении. Хотелось пить, но это я могу сделать в аэропорту, когда найду такси. Оказывается, я знаю еще два слова по-итальянски: аэропорт и такси! Хорошо.
Из-за поворота выехал автомобиль, и я махнул рукой. Растопырив пальцы, я показал все десять, добавил слово доллар, махнул в куда-то вдаль и сказал заветное итальянское слово «Аэропорт». Водитель молча кивнул и я сел в машину.
Минут через сорок тряски в полной темноте, вдали показались огни. И только тут я понял, что сел в полицейскую машину. Водитель был не в форме – она валялась на заднем сидении, а вот между нами лежал симпатичнейший карабин, который и уткнулся мне в бок.
«Американец»? Водитель посмотрел на меня. Да. «Турист»? Опять – да. «Домой»? Черт возьми! Си, сеньор. «Хорошо», сказал водитель и уткнулся вперед. Я бы тоже так сумел поговорить, будь я водителем или полицейским, но слава всем Богам на свете, мы уже подъезжали к местному аэропорту.
Я вылез и вспомнил еще «Милли грация». Кажется, так назывались колготки у последней моей девушки. Стоп. Нет. Грация – это то, что у нее было точно, а милли – это столько, сколько у меня не стало на счету после ее ухода. «Прего», ответил славный парень – сицилийский полицейский, взял десять долларов и вылез вместе со мной. Неожиданность? Но, ничего неожиданного не произошло. Он показал мне на двери зала вылета, нырнул в машину и вынырнул с форменной рубашкой и карабином. Махнул мне рукой и пошел в другую сторону.
В зале вылета немного народа. На маленьком табло было несколько рейсов: в Рим, в Рим (через час), в Рим (еще через час), в Ларнаку, в Мадрид, в Рим (через три часа) и еще в Тель-Авив. Мерси – я выбрал Мадрид, потому что вдруг во рту опять появился отвратительный вкус маринованных детенышей осьминогов в римском кафе, а Израиль вообще не рассматривается – он в моем плане стоит на последнем месте.
Из Италии в Испанию самолет летит минут пятьдесят. И уходят они каждый час, как автобусы. Было четыре часа утра, и я никак не рассчитывал увидеть на борту много пассажиров. В любом случае, есть почти час, чтобы подумать, что делать дальше, съесть сэндвич с тунцом и поспать.
Я подумал, что будет неплохо покататься немного и вернуться назад. Например, из Мадрида полететь на Кипр, потом паромом в Израиль и маленькой частной авиакомпанией в Египет. Оттуда на автобусе в Бейрут (пока не очень стреляют), потом опять самолетом на Кипр и паромом в Александрию. Если кто-нибудь все-таки постарается на меня рассердиться из-за столь невежливого ухода с работы и решит меня поискать, что очень возможно – он должен запутаться и уж точно решит меня искать рядом с местом исчезновения в последнюю очередь.
В Каире есть пара моих друзей, с которыми меня связывает давняя история. Частенько мы работаем вместе. Они, как и я, когда-то очень быстро покинули контору (в чем я им немного помог) и организовали в Египте частную авиакомпанию (два самолета, которые всегда стоят на ремонте). Их небольшой офис находится в районе Хан-Халиль в старом городе. Если кто-то начнет искать этот офис, то еще до того, как он его найдет, офис исчезнет и превратится, ну, скажем, в лавку, торгующую маслами и уксусом. Шум от твоих шагов всегда бежит впереди тебя, говорят в старом Каире.
Таким образом, одно из звеньев моего «петляния» исчезнет – то есть пропаду я где-то в Израиле. Меня это устраивает. Все придумалось удачно, и должно было бы так и случиться, если бы не одно но…. Выглядело это «но» очаровательно, если возможно применить это слово к невысокой женщине средних лет в форменном костюме какой-то авиакомпании. «Но» подошло к креслу, на котором я сидел, улыбнулось и носком грациозной туфельки 6 номера тронуло бумажку, валявшуюся на полу.
- Вы летите в Мадрид, сеньор? – Голос для четырех часов утра тоже был очаровательным: легкая хрипотца средиземноморской вдовы с устойчивым запахом крепкого кофе и конька.
- Увы.
- Тогда Вам пора на посадку. Ваш рейс 1226.
- Еще раз – увы. Вы ошиблись, милая. Мы не знакомы и Вы, вероятно, приняли меня за другого.
- Нет, сеньор. Вот тот, видите, человек, который выходит из аэропорта с большой сумкой на плече, просил Вам передать конверт (она протянула мне конверт) и вот эти слова: «Вас ждут завтра в Тель-Авиве».