Например, в Афинской демократии все кандидаты на государственные должности, распределяемые путём метания жребия, должны были предварительно публично исповедовать свою приверженность религиозным верованиям и нравственным убеждениям своего народа, помимо подтверждения принадлежности к нему, принадлежности личной и своих отцов. Кстати, в своем «Седьмом письме», Платон сводит все свои сложные требования по отношению к политикам к двум основным: порядочности и компетентности. Оба эти качества требуют соответствующего воспитания, а посему Платон и придает ему такое значение. В Афинах вообще считалось, что без полного среднего целостного воспитания: гуманитарного, артистического, спортивного и военного, никто не может быть полноценным гражданином полиса. Заметьте! Ни одного слова о религиозном воспитании! А теперь немного о том, в чем мы тут все и погрязли: о Церкви и о себе, в смысле, как о подданных государства, которые вынуждены в виде неприличного объекта болтаться в этой проруби, называемой жизнью. – Бальтазар усмехнулся. - В своём «Шестом новом законе» о «Симфонии», Святой Император Юстиниан Великий определил условия, необходимые для достижения «доброй симфонии», то есть «благосозвучия», между Церковью и Государством. Во главе Церкви должно стоять беспорочное и верное только лишь Богу священство, а Государство должно иметь правильный политический строй и быть возглавляемо компетентными и порядочными правителями. Интересно, что император Юстиниан Великий употребил в греческом тексте этого своего закона буквально те же самые слова, которыми пользовались за девять веков до него Платон и Аристотель. Шестая новелла затем вошла в «Номоканон» и стала обязательным ориентиром для всех православных христиан. Такие вот дела творились во времена оные, мой дорогой Никос. Истинно языческое стало истинно христианским из чего можно сделать вывод, что движение может быть направлено и в другую сторону, ведь так? То есть, никакой разницы между морально-нравственными принципами язычников и христиан нет и быть не может.
- Это Аристотель так сказал или Вы? – Никос слушал Бальтазара внимательно, прикидывая, к чему тот затеял этот странный разговор.
- Это сказал я, но мне лично нравиться, как я сказал. Тем более, что Аристотель, если бы сидел сейчас с нами за этим столиком, наверняка бы меня поддержал. Итак, продолжаю. В то время как Платон в своих изучениях и описаниях политической жизни человечества стремится к установлению идеального политического режима, Аристотель не ищет идеального режима в будущем, на основании наблюдений над прошлым. Аристотель исходит лишь из политических экспериментов, каковыми богата история, и пытается привести в порядок и классифицировать результаты этих экспериментов. Таким образом, он устанавливает, что все политические режимы, в той или иной мере, являются смешанными, ибо во всех них, так или иначе присутствует несколько разных абстрактных политических начал, лишь с превосходством одного из них. Знаете, что он писал дословно?
«Я поднял крепкий щит для одних и для других и не допустил, чтобы ни одни, ни другие победили несправедливо».
Между прочим, один аргентинский политический деятель однажды высказал очень интересную мысль: «Ожесточенная демократия является самым опасным недугом, которым может страдать общество. Кто раздражается, когда видит неравное отношение к равным, но не волнуется, когда видит равное отношение к неравным, не является демократом, а является плебеем». Вот, собственно, на этом и построена моя позиция.
- И к чему вся эта длинная лекция?
- А к тому, что Вы, уважаемый Никос, хоть и говорите по-гречески сносно, никаким греком не пахнете. – Бальтазар хитро прищурился и поднял бокал с вином. – Давайте за римлян! Они хоть многое и переврали, но довели вранье до совершенно логической формы. И ложь перестала быть ложью, а стала законом. Игра в слова и в образы – вот что такое политика, которая не имеет ровным счетом ничего общего с «политией».
- Ну, хорошо. И в чем же смысл того, что Вы делаете? Я не понимаю. То, что Вы говорите, сродни чему-то крайне радикальному.
- Радикальному? – Бальтазар рассмеялся. – Помилуйте! Ничего подобного даже близко в моих словах не было. Я просто вернулся к истокам и напомнил Вам то, с чего началась путаница. – Бальтазар улыбался. - Смысл в том, что мы поддерживаем жизнь на этой земле такой, какая она существует на самом деле, дозируя иллюзии, страх, радость и горе. Потому что одно без другого существовать может, но только в иллюзиях. А какие иллюзии могут быть, если жизнь реальна и жестока? Надо быть готовыми к реальности. Как бармены в большом и грустном старом пабе: мы смешиваем и разбавляем. Кто из посетителей видит, кто пришел и кто ушел? Никто, кроме бармена. Кого утихомирить, кого подбодрить за счет заведения, кому еще налить, а кому хватит. Просто поддерживаем равновесие в накуренном зале: нашкодивших выкидываем, а когда становится особенно напряженно, заводим новую песню в музыкальной машине.
- Вы сравниваете человеческий мир с кабаком? Вот так просто?
- А Вы зайдите в любой бар и увидите весь мир сразу: кто главный, кто уже умер, а кто только в начале этого пути. Кто может еще радоваться и пить, а кто принес сюда свое последнее горе в надежде встретить спасение в лице бармена. Бармена! Он – спаситель! Вы верите, что бармен спасает Вас, наливая очередную пинту? Также Вы верите в президентов. И только одно Вы никогда не встретите в пабе никогда – зеркал. Нет таких животных, которые могли бы выглядеть так страшно и противно, как люди. И люди именно этого и не хотят видеть. Вдумайтесь только, что города всегда строили по одному и тому же принципу: дом, церковь, кабак, кладбище. Вот и весь круговорот человеческой жизни – вот и вся система, вот и весь смысл. Что бы Вы для себя лично не поменяли в этой системе, она не поменяется. Вам будет казаться, что Вы отличаетесь от других и ходите по другой стороне улицы, но дело-то в том, что улица одна и ведет она в ту же сторону, не важно по какой стороне этой улицы Вы идете. Нету другой, нету.
- Вы смотрите на мир глазами безумца! И я не совсем понимаю, к чему все это и зачем я Вам.
- Напротив. Безумны те, кто верит в справедливость лжецов. Кто рядом с ликами Святых ставит фотографии президентов. Я не безумен – безумны те, кто пытается доказать Богу, что Его нет. Они безумны. Безумны те, кто думает, что Он мог создать все это вне строгого порядка. Это все равно, что говорить жизни, что ее нет, все равно, что говорить рождению и смерти, что их тоже нет, что Ваша собственная жизнь принадлежит Вашему начальнику, а не Господу. Никто из родившихся не избежал смерти и тот безумен, кто радуется рождению малыша, не понимая, что обрекает его на смерть. Словом, мы все немного безумны! Но, получается, что безумие есть единственная и правильная форма жизни. Разве не к этому призывает церковь? Разве не к этому призывает Вас Ваше правительство и Ваш президент? БЕЗУМИЕ – это жизнь без ума. Жизнь только верой и чувством долга. Мы все должны всем и все время: родителям, школьным учителям, полицейскому, налоговому инспектору, своему ребенку, своей стране, в конце концов. Так как же быть? Жить без ума или без веры? И то и другое вместе невозможно, тем более что сама жизнь подтверждает факт безумства. «И я говорю вам, что все святые и все люди, какие родятся на этом свете, будь они праведны или нечестивы, должны непременно вкусить смерти» - знаете, откуда это слова?