Саше думается о всех тех моментах, когда она искренне желала ему добра и удачи, о том, как заговаривала ему небольшие подарочки, как правда пыталась быть хорошей девушкой. И ради чего это все было? Чтобы сейчас ей выговаривали за то, что она чего-то недодала? Она знает, кажется ей, чего именно ему не хватило.
Она не уверена, что ей кажется.
— Я тоже, — говорит она, — думала, что ты не ждешь от людей, чтобы они читали твои мысли и знали заранее, чего ты хочешь. Я думала, ты взрослый человек, который умеет вытаскивать язык из задницы и не пытается обвинить окружающих во всех смертных грехах. Как жаль, что я ошибалась.
Отпустить себя совсем немного, совсем чуточку ослабить внутренние барьеры — чашка вылетает из его рук, он смотрит на нее ошалевшими глазами. Ей хочется пролить чай ему на джинсы, но вместо этого она просто аккуратно ставит ее на стол. На стол она кидает, выудив из кошелька, ровно столько, сколько стоили ее пирожное и ромашковый чай, и почти вылетает из кафе, подхватив куртку и сумку. Свободная пара заканчивается через пятнадцать минут, и за это время надо добраться до корпуса. Она взъерошенная, когда добирается туда, и рассерженная, и почти в ярости, и совершенно не смотрит, куда идет, и неудивительно, что она врезается в кого-то, кто ее за плечи придерживает.
— Ты в порядке?
Голос принадлежит Нейту, ее однокурснику, в десятый класс приехавшему по обмену в Москву, да так тут и оставшемуся — Нейт, мистер кудряшка-обаяшка, как его уже успели прозвать между собой девчонки, смотрит на нее обеспокоенно, и Саше стыдно становится, неужели она настолько плохо выглядит? Неужели по ней так видно, что она в раздрае?
— Если бы, — вздыхает она, шаг назад делает, позволяя ему ее отпустить. — Извини. Я спешила просто. У нас до пары меньше десяти минут, помнишь?
— Помню, — он еще и кивает дополнительно. — Не переживай, успеем. Пошли.
Он не расспрашивает ее ни о чем, как стали бы расспрашивать более любопытные однокурсники, и за это она ему благодарна. Пробежаться по коридору, на ходу стаскивая куртку и натягивая халат, плюхнуться на свое место, рядом с Игорем, убирающим свой рюкзак за секунду до, благодарно улыбнуться ему, попутно доставая тетрадь из сумки — свободное время истекло.
— Половые хромосомы, — вещает преподаватель, — определяют не только пол. В них имеются и гены, влияющие на другие признаки. У млекопитающих, среди которых находимся и мы, люди, в икс-хромосоме находится более семисот генов, а в игрек-хромосоме всего около восьмидесяти…
Саша слушает внимательно, ручка по бумаге порхает. Ей это интересно. Ей хочется это понять. В голове снова голос тети Иры, говорящей ей, что магия наследуется, что она проявляется только у женщин, а мужчины могут только передать ее — тут, она понимает, должен быть ответ на вопрос, как так получается. Из всех возможных тем если эта не ответит ей на ее вопрос, не ответит никакая другая.
— Саш, — Гриша, сзади сидящий, пихает ее легонько в спину, шепотом свистящим зовет. — Саш, у тебя ручка запасная есть? Моя кончилась, у этого заразы кудрявого нету…
— Сам ты зараза! — таким же шепотом возмущается Нейт, рядом с ним сидящий, акцент, за два года в России так и не выветрившийся, так даже больше слышен. Смешно. Саша левой рукой лезет в пенал, правой продолжая писать то, что на всю аудиторию громогласно объясняет преподаватель, и через плечо передает Грише ручку.
— С меня шоколадка, — шепчет он. Она отмахивается, мол, ладно, не мешай только — на доску уже ложатся формулы, преподаватель объясняет, как доминантные и рецессивные гены складываются друг с другом, какой они могут дать результат, и в голове что-то не щелкает, но будто готовится щелкнуть. Ее бесит это ощущение за секунды до щелчка, особенно когда длится оно долго. Бесить, на самом деле, начинает на пятой минуте.
Бесит немного меньше, когда Гриша, в перерыве между третьей и четвертой парой сбегавший до буфета, и правда кладет перед ней шоколадку. Молочную, с орехами, прямо как она любит.
— Жуй, — заявляет он. — Видеть не могу твою кислую морду.
— Ты сзади меня сидишь, какая кислая морда? — вопрошает она в ответ. Игорь смеется, демонстрируя ей большой палец, мол, молодчина. Гриша, похоже, не смущается от ее слов.
— Вот сейчас ты ко мне развернулась, и вижу. Что у тебя произошло-то такого за вторую пару, Степанова? На первой ты просто тихая была, а на третью пришла с таким лицом, будто щас кого-нибудь убьешь. Что случилось-то?
— С парнем рассталась, — хмыкает она. Не отстанет ведь все равно. — Старалась быть ему хорошей девушкой, а он в итоге сказал, что я тупая и разочаровала его, и что зря он на меня время потратил. Ну не прямым текстом, но если я его цитировать буду, это дольше займет.
— Долбоеб, — констатирует Нейт, глаза закатывая. Матом он ругается, как она уже успела заметить, мастерски — ей кажется иногда, что это было первое, чему он научился в России, еще до того, как выучил русский. — Феерический просто долбоеб.
— Так это получается, что ты теперь свободна, — Игорь наигранно оживляется, и выглядит это забавно. — Могу я тебе предложить руку и мозг?
— Предлагают обычно руку и сердце, идиот, — Гриша к нему тянется с твердым намерением подзатыльник отвесить, но Игорь уворачивается.
— Мозг, если ты не в курсе, вообще самый важный орган в человеческом теле.
— Угу, когда он работает не только на моторику, как у тебя, — вставляет Нейт свои пять копеек.
Сдержать смех с ними, мелькает у Саши мысль, слишком сложно. Она и не сдерживает, и не пытается почти, смеется вместе с ребятами, которым, кажется ей, дай только повод пошутить. Она им благодарна за это, на самом деле — что бы она сейчас делала без них? Скорее всего, кисла бы и бесилась оттого, что еще один человек оказался не таким, каким она его упорно видела. Не новые ощущения, с другой стороны. Шоколад тает на языке, и когда преподаватель привлекает к себе внимание, чтобы продолжить занятие, она уже чувствует себя готовой к труду.
Ребята дожидаются ее у дверей после пары, Нейт с ее плеча стягивает рюкзак, на свое закидывает — персиковый в цветочек рюкзачок забавно смотрится рядом с черным найковским. Саша хмурится непонимающе, но они все трое улыбаются одинаковыми идиотски-добродушными улыбками, и что им скажешь после такого? Она вздыхает и обещает себе подумать об этом позже. Как-нибудь. Когда-нибудь.
— Саш, — Гриша ее чуть обгоняет, спиной вперед идет по коридору, — ты вообще врубаешься в то, как эта штука работает? С генами и прочей хренью. Я Палыча слушаю, а в голове сверчки и перекати-поле.
— А потом это у меня мозг на моторику работает, да? — Игорь ржет, чудом уклоняется от тычка Гриши. — Ты не печалься, Саша у нас мозг. Ты бы видел, как она задачки щелкала. Пади на колени перед ней, холоп, авось и сжалится и объяснит тебе, как это решается.
Гриша на колени картинно бухается прямо посреди коридора, руки раскидывает, голову запрокидывает — ну прямо с картины сошел. Саша смехом давится — это какая-то комедия. Не каждый день так повеселишься. Ей нравится это, она бы не отказалась от такого на каждый день, но кто ж ее спросит?
— О великая, о премудрая, о властительница судьбы моей, — пафосно провозглашает он, — сжалься! Снизойди до меня, недостойного, и объясни мне задачи богомерзкие!
— По-моему, ты перечитал исторических романов, — она успокаивается, пусть и с трудом, а все же. — Или фэнтези. Помогу я тебе, а теперь вставай и пошли.
— Век не забуду твоей доброты, о светоч души моей! — Гриша на ноги вскакивает, ее руку подцепляя, и делает вид, что целует ее. В школе он просто обязан был быть каким-нибудь кэвээнщиком, думает Саша. Может, и тут станет, пока об этом, наверное, рано думать. Еще месяца учебы не прошло, в конце концов.
— Вот так-то лучше, — вполголоса заявляет Нейт, по-свойски обнимая ее за плечи. Она его руку не стряхивает — ей не неприятны дружеские жесты с его стороны, даже если раньше таковых не было. — А то сидела, и дулась, как… как там говорится? Как мышь на пшеницу?