Видя, что огонек на соседней дозорной вышке погас и не загорелся вновь, Дерк в сердцах сплюнул:
— Тьма меня забери! Опять этот увалень Энджи дрыхнет. Ему только коров пасти, да девкам юбки задирать, а не дозор нести, службу править.
Дерк ухватил правой рукой факел, и поднял его, стараясь охватить светом побольше пространства.
— Ну и ночь! Не видно ни зги. Луна и звезды и те за облаками прячутся, — продолжил Дерк.
Еще выше подняв факел, Дерк старался рассмотреть лес, что начинался в ста шагах от него.
Не блеснут ли у опушки волчьи буркала, не мелькнет ли тень упыря в верхушках деревьев.
Глаза Дерка начали слезиться и болеть, злой, холодный ветер трепал его волосы. Всю впустую, лес хранил молчание.
Но Дерк чувствовал угрозу, пока еще невидимую, но неотвратимо приближающуюся к селу. Что это могло быть, он не знал, но каким-то шестым чувством понимал, быть скорому бою.
Дерк не заметил, что недалеко от его вышки вроде как тявкнул пес, или скрипнула дверь избы и какая-то тень, под прикрытием забора мелькнула в сумраке ночи.
Хельга давно притворялась спящей, дожидаясь пока не уснет муж. Еще с вечера она приготовила сытный ужин и не скупилась как обычно на добрую кружку пива. Ей нужна была эта ночь. Для цели ведомой только ей — скорбящей, безутешной матери.
Не прошло и месяца, как она потеряла своего первенца — Трорта, мальчика прожившего только три зимы. Неведомая хворь унесла его младую жизнь, несмотря на все усилия местной знахарки и горячие молитвы Хельги.
Она, потеряв сына, чуть не сошла с ума, даже пыталась покончить с собой. Что по местным законам один из смертных грехов. Священник грозил ей отлучением от церкви и гиеной огненной. Но ей было все равно, без сына она не мыслила себя, своей жизни.
Рано выйдя замуж, молодая женщина никак не могла зачать и лишь три года назад, сообщила мужу радостную весть. Вот ведь счастье было, но недолго. Не только ее сын умер этой осенью, смертей было много, неестественно много.
Старые и младые, сильные и слабые, смерть не выбирала, косила всех подряд. Кто умер от неведомой болезни, а кто от нападения Нечисти. Что-то ее много развелось в последнее время. Волчар — оборотней, упырей и даже неупокоенных, зомби, что было вовсе несвойственно для этих мест. Могилы, погосты разупокаивались сами собой, быстро, неотвратимо. Мертвецы уничтожали целые деревни, хотя в последнее время они-то как раз и присмирели, не показываются.
Видимо святые отцы-экзекуторы что-то и сумели сделать. C месяц назад, неделю они «гостили» в селении. Чума на них. Сколько простого народу истязали, пытали огнем, резали и все с именем Спасителя на устах. Уж лучше позволили некромантам взяться за дело, те хоть имея жуткую, богопротивную специальность, стараются обойтись без лишних жертв и людских страданий.
Хельга хорошо помнила способы борьбы отцов экзекуторов с мертвецами. Этого не забыть. Поставили всех, старых и малых на колени возле церкви и под звон колокольни, причитания и крики толпы растянули на деревянной доске, молодку, обвиненную в колдовстве. А мужа ее, так просто прибили гвоздями к столбу и прямо при нем, сорвав одежду с жены, засекли ее плетью девятихвосткой до смерти.
И много еще непотребства чинили святые отцы. Пытали огнем стариков, лапали баб, на предмет обнаружения тайных знаков Тьмы. И под конец наложили строжайший запрет на посещение погоста, где было похоронено не одно поколение селян. А вновь умерших, велели хоронить на новом кладбище.
Хельга, чей сын умер, как раз в последний приезд святых отцов, был похоронен ими же, на старом погосте, без участия родни. И кто знает, что там у него за могила, где он лежит. И Хельга решилась, найти его, справить могилу, пролить слезы матери, да поставить знак, что бы знать, здесь его тело, здесь похоронен ее сын, маленький Трорт.
Борясь со сном, дожидаясь пока пьяное полусонное бормотание мужа, не перешло в храп, Хельга осторожно откинув одеяло, присела на край кровати. Осматриваясь по сторонам, гоня дрему прочь, женщина дожидалась пока глаза не привыкнут к темноте.
Внезапно Хельга почувствовала позади себя мягкий шорох. Оглянувшись, молодая женщина замерла, боясь даже вздохнуть, прямо на нее из тьмы уставились пара зеленых глаз. Мелькнуло гибкое тело, существо прыгнуло.
В следующую секунду Хельге показалось, что у нее от страха разорвется сердце, но чуть слышное мяуканье развеяло ее опасения. Это была кошка, ее любимица. Ласковое, доброе животное черного окраса.
Хельга погладила мурлыкающе животное, уютно сидевшее у нее на коленях. Затем встала, кошка спрыгнув с коленей женщины на деревянный пол, повернула к ней свою мордочку, тихо и как показалось Хельге печально мяукнула, махнула хвостом, и прыгнув в сторону словно исчезла.
Только сейчас Хельга поняла, почему ее так напугала ночная гостья. Кошка пропала с месяц назад сразу после смерти Трорта и не появлялась все это время. Где она пропадала неведомо, почему вернулась тоже. Словно она хотела о чем — то предупредить, кто знает.
Хельга почти на ощупь, стараясь не шуметь, пробралась в горницу. Быстро оделась, взяв масляную лампадку медленно, осторожно отворила дверь. Осмотрелась, ее неприятно удивила почти полная, кромешная тьма царившая снаружи. Ни проблеска звезды, ни бледного света луны, «солнца мертвых» как называют некоторые ночное светило. Только мрак, да чуть видимые в ночи огоньки лампад и факелов на дозорных вышках. Казалось, что даже огонь стал светить тусклее с пришествием тьмы.
Но именно это было необходимо Хельге, что бы незамеченной проскользнуть под носом дозорных, а особо Дерка.
«Этот уж точно не будет спать, — подумала Хельга, едва переступив порог избы.
— Хорошо правит дозор, не то что остальные, чуть взберутся на вышку, хлопнут чарку крепкого пива, завернуться поплотнее в тулупы и на боковую. Сны сладкие смотреть, да желательно про баб в теле и самом соку».
Словно ласка Хельга прокралась под дозорной вышкой, до частокола рукой подать, а там и лаз потайной есть и до леса недалече. Встав на четвереньки, а затем и вовсе ползком Хельга скользнула в густой бурьян. Вот и он — лаз, темный, зловещий провал в земле. В него то и днем страшно залазить, не то что среди ночи. Словно спускаться в могилу. А то и верно, сколько мелких ночных тварей, крыс да хорьков, а может, что и похуже, нашли здесь свой конец. Застряв или увязнув после обильных дождей в мягкой глине.
Хельга остановилась, задумалась, а стоит ли лезть. Но затем, вспомнив милое личико сына, решилась. Отодвинув рукой ветви кустарника, словно уж, Хельга скользнула в провал.
Неприятный запах сырой земли ударил в нос. С трудом протиснувшись, Хельга поползла вперед. Затем проход изогнулся в бок и повел понизу. Потянуло зловонием, Хельга поморщилась, руки по локоть проваливались в вязкую, липкую жижу, стало трудно дышать.
Удушливый, тошнотворный смрад заполнил все пространство, проник в каждую пору тела. Хельге стало по настоящему страшно.
Ее пальцы натыкались на камни, какие то острые предметы, на ощупь напоминающие кости мелких зверьков. Ползти становилось все труднее, пару раз она в бессилии утыкалась лицом в мокрую дурно пахнущую землю. И лишь усилием воли, зная, что все это нужно для успокоения духа ее горячо любимого сына, женщина заставляла себя двигаться дальше.
Казалось, лазу не будет конца. Хельгу уже порядком мутило, голова отяжелела и кружилась, кровь упругими толчками пульсировала в висках. Иногда она думала что легче будет умереть здесь. Чего проще. Лечь и не шевелиться затхлый воздух постепенно сделает свое дело, усыпит, поможет уйти в Серые Пределы. Но нет нельзя, нет на это права, иначе недостойна она — быть матерью.
— Еще немного чуть, чуть. Если остановлюсь то все это конец, назад хода нет, — шептала женщина, до крови прикусив губу.
Сколько она ползла? Ей казалось что вечность. Наконец она почувствовала, что лаз пошел вверх, непереносимое зловоние тоже пошло на убыль. Абсолютная, кромешная тьма слегка посерела.
Спустя минуту свежий воздух ворвался в легкие женщины и точно хмель ударил ей в голову. Отползя от лаза к черте леса, Хельга уткнулась лицом в пожухлую траву, затем перевернулась на спину и полной грудью вдохнула ночной, прохладный воздух. Полегчало, привстав и оглянувшись, Хельга посмотрела в сторону села. Ничего не изменилось, почти могильная тишина: ни лая собак, ни крика дозорных. Ее не заметили, теперь только вперед.