У него даже еще не было возможности смыть кровь тварей Бездны. Черная едкая смесь пропитала его одежды насквозь. Будь он простым человеком, Безымянный обезумел бы от этой липкости. Но зато он добыл двадцать зубов…
Он знал, что платит слишком много за билет в Эферию. Его мешочка могло спокойно хватить на десять… нет двадцать мест… Но в даже в городе, где все были равны перед силой денег Безымянный был бельмом на глазу. Он был Ишой, а его тело, покрытое черными символами — доказательством этого.
Безымянный был уверен — ещё с рождения, в самой сущности человека был заложен страх перед проклятыми Бездной. Он шел и считал, сколько раз в страхе уста людей произнесут то слово.
Проституки в вульгарно желтых платьях смотрели на него со страхом и шептали:
“Иша”
Раз. Два. Три.
Дети, бросившие свои игры, шептали:
“Иша”
Четыре. Пять. Шесть.
Рыжеволосая девушка изумленно смотрела на него и только на её губах читалось:
“Черный Охотник”
Эту картину на миг затмил черный туман.
“Они шарахаются от тебя, словно от прокаженного. Я же говорил тебе привести себя в порядок! На корабле тебе будет уже не до этого!” — шепнул на ухо Безымянному друг. У того был едва слышимый голос, только вот рядом с ним не было никого, кто бы мог это сделать. По крайней мере так казалось окружающим.
На самом деле Йоко был с ним всегда. Это существо было тенью, недоступной чужому глазу и уху. Однако, несмотря на это, Йоко существовал материально и не был порождением больного рассудка.
— Постоялые дворы тут слишком дорогие, — едва шевеля губами ответил Безымянный, — У меня не будет денег, чтобы купить фрукты. Ты же хотел апельсинов.
“Апельсины!” — воскликнул Йоко и, словно змея, обхватил его шею. — А тебя не волнует как то еда.
— Мне это не нужно. Я не хочу есть.
“Ты должен есть иначе совсем превратишься в скелет. В такой т-о-о-нкий скелетик”, — протянула тень.
Безымянный остановился и во что-то внимательно всматривался.
“На что смотришь?”
— Море еще никогда не казалось таким близким.
Гладь нежного синего оттенка уходила куда-то далеко, пока не сливалась с азуром неба.
“Да тут все побережье расположено близко к морю. Чего тут удивительно? Не первый раз.”
— Нет… дело не в этом… — Безымянный остановился и прислушался. Люди вокруг все громче и громче стали перешептываться. Все, как заведенные, повторяли “Иша”, “бездна”...
— Пора уходить.
“Что-то мне подсказывает, что нас ждет тяжелый день”, — прошептал Йоко.
Обычно Безымянный сторонился крупных городов, где публика, осуждающе относилась к Ишам. Однако билет на корабль до Эферии он мог достать лишь у одного человека. Ценари был давним партнером Безымянного, ещё с тех лет, когда слава о Черном Охотнике ещё не разошлась по всему югу. Когда Ценари ещё удавалось бить его по хребту.
Раньше торговец обитал в Черных пустынях и заведовал всяким мелким контрафактом: поддельными камнями, останками чудовищ и прочей дрянью, что развелась в тех районах. Сейчас же его бизнес пошел в гору, и он решил перебраться в местечко потеплее. Однако по своему обыкновению обитал все равно у сточных канав, где теснились множество хлипких домишек. Это место в Чоре называли просто — “канавы”.
Трущобы сильно отличались от каменного центра, где процветала торговля “под имперской защитой”. В Канавах вели дела тени. При свете дня Тени разбегались по своим ветхим жилищам, полных всякого оружия. Там невыносимое зловоние порта сливалось с ароматом дешевых духов куртизанок, кальянов с дурманящими веществами.
Попрошайки стекались в тоннель, единственный вход в Канавы. Грязные, голодные и бедные сидели вдоль стен с облупившейся штукатуркой. Многие из них были детьми проституток и отпетых пьяниц, которые пали ниже некуда. Некоторым просто не повезло.
— Дяденька Охотник, это же вы убили Бычьего Беса, у стоянки цыган из Адгора? — босоногие дети носились под ногами Охотника, заглядывали в его лицо, и только сильнее радовались, даже сильнее продолжая клянчить деньги. Все знали, что проклятый агдорец не скуп на деньги.
“Какие же они надоедливые” — сказал Йоко, — “Может я их съем?”
Эти дети никогда не боялись Охотника, ведь их жизнь была страшнее. Каждый год кто-то из них исчезал и редко появлялся вновь. Особенно девочки. Часто, оставшись без попечения родителей их продавали, как рабынь, на том же рынке, где они день назад воровали яблоки. Некоторые родители, кто окончательно не потерял благоразумие и любовь к своим отпрыскам старались всеми средствами спрятать пол своего ребенка. Иногда девочки додумались до этого сами. Никто не носил лент или платьев. Быть красивым в месте — равносильно смерти.