Все три письма, отрывки из которых мы привели выше, свидетельствуют о том, что новое произведение Евнея Букетова читатели журнала приняли доброжелательно. Ради справедливости надо сказать, что в бочку меда кое-кто постарался бросить ложку дегтя. Были и раздражительные отклики от людей, которые в повествовании были в какой-то мере задеты за живое, хотя все они были названы вымышленными именами. Назовем одного из них. Это знакомый уже читателю пенсионер-карагандинец Жармак Тюленов (в повествовании — Жантак Бокенов).
Бокенов был показан как чистый прагматик, не видящий ничего дальше стен своей лаборатории, которому явно недоставало творческой мысли. Чтобы компенсировать это, он имитировал бурную общественную деятельность, старался показать себя ретивым администратором, давал всем советы, показывая, что он во всем хорошо разбирается… Видимо, дав свободу художественной фантазии, писатель слишком увлекся и создал собирательный образ исследователя, который наукой, как фиговым листком, прикрывает свою наготу.
Впрочем, это право каждого художника слова. А Жармак-аксакал почему-то узнал в этом повествовании себя и обиделся не на шутку. Как-никак он внес в становление ХМИ свою лепту. Конечно, ему не хотелось в свои преклонные годы стать персонажем-недоумком. Хотя между образом Жантака Бокенова, созданным автором, и истинным обликом Жармака Тюленова была огромная разница. Совпадало лишь название лаборатории. Но, что поделаешь, мы все наделены определенными чувствами, у каждого из нас свои понятия о чести и о заслугах… Так что обиду старого производственника, которому уже было за семьдесят лет, можно понять и простить…
Однако тут подозрительно другое: в майском номере журнала «Простор» за 1979 год, в обзоре писем под рубрикой «Читатель и журнал» ни с того ни с сего был напечатан краткий отрывок из письма-отклика Ж. Т. Тюленова: «…Е. Букетов незаслуженно много и похвально говорит о себе, допускает неоправданные выпады против многих, с кем ему довелось работать. И хотя в повести не обозначено место действия, а фамилии реальных людей заменены псевдонимами — многим с первых же строк становится ясно, кого имеет в виду автор. Строгая документальность и партийная объективность — вот что должно характеризовать подобные произведения».
Почему редакцию журнала осенило такое запоздалое прозрение и положительная оценка о повести сменилась на прямо противоположную прежнему заявлению главного редактора «Простора»: «Вы нас серьезно поддержали…» Что случилось? Невольно возникает странное ощущение, что в редколлегии журнала совершился переворот, что всех там заменили другими людьми. Но нет — и редактор, и сотрудники отдела прозы оставались на местах… Получается, что просто-ровцы подверглись нажиму сверху, и слабовольные по своей натуре Вениамин Иванович Ларин и Юрий Михайлович Герт, заведующий отделом прозы, не выдержав прессинга, опубликовали отрывок из письма-осуждения ученого коллеги автора. Не зря говорят: кусочек бараньего помета может испортить целый бурдюк масла.
А это были еще цветочки. Ягодок пришлось ждать недолго. И событие, внесшее ясность в противоречивые действия просторовцев, произошло в том же месяце. Молодежная бойкая газета «Ленинская смена», выходившая в то время почти полумиллионным тиражом, четверть века тому назад опубликовавшая первую критическую статью аспиранта Евнея Букетова, тем самым открывшую ему путь в мир литературы, да и после этого с большой охотой постоянно печатавшая все его статьи, иногда и написанные по заказу самой редакции, вдруг в номере от 19 мая 1979 года помести-438 ла пространный пасквиль на него под таким кричащим названием: «В соавторстве с… Хлестаковым». Строкой ниже броского заголовка, также набранного крупным шрифтом, было уточнено: «О записках научного работника Е. А. Букетова». В конце статьи указан автор — Ю. Рощин, кандидат исторических наук. А мы в свою очередь назовем и редактора газеты — Ф. Игнатов.
Цель пасквиля — принизить, развенчать перед общественностью академика, ректора Карагандинского госуниверситета, известного писателя не только в Казахстане, но и в Союзе. Опорочить его перед людьми, сведя на нет его новое произведение. Это заметно даже по названию статьи.
Всем известен главный герой бессмертной комедии Н. В. Гоголя «Ревизор» — Хлестаков, принятый в провинциальном городе за чиновника-ревизора. Хлестаков склонен к вранью, хвастовству, надувательству. Чиновники захолустного городка, привыкшие к низкопоклонству, трепещут перед ним, и, пользуясь этим, он беззастенчиво обирает и городничего и всех его подчиненных, которые и сами не пропустят того, что им плывет в руки…
И как можно было сравнивать пустого, лживого щеголя «без царя в голове» с профессором Е. А. Букетовым, лауреатом Госпремии СССР, широко известным в Казахстане новаторскими исследовательскими трудами, мало того, всю свою сознательную жизнь посвятившим воспитанию молодой смены и научных кадров, в чем же его сходство со знаменитым персонажем Гоголя? Хлестаков — типичный пройдоха, вечно безденежный, личность, можно сказать, совершенно никчемная. А Букетов — честный труженик, человек, влюбленный в науку, первый руководитель десятитысячного коллектива КарГУ, его заслуги отмечены орденами, он депутат Карагандинского облсовета, писатель, пишущий на двух языках…
По мнению Ю. Рощина, академика Букетова с гоголевским Хлестаковым роднит одна черта их характера — бахвальство. Невероятно, но такой вывод навязывается читателям буквально с первых строк разоблачительной статьи. «А как и почему?» — спросит с недоумением читатель. Да потому, разъясняет Ю. Рощин, что в опубликованной в «Просторе» автобиографической повести Е. А. Букетов сам себя расхваливает безудержно, повесть написана с целью рекламы его раздутых научных заслуг. Подробное описание взятых высот в науке, безграничного трудолюбия, ссылки на талант от Бога — все это, мол, подано простому и наивному читателю от первого лица и не что иное, как самовосхваление. ««…Мне хотелось рассказать о времени, о себе. Теперь я вижу, что у меня не получилось ни то ни другое», — имитируя естественность интонации, констатирует автор в предисловии, но все-таки от намерения представить на суд читателя свои «записки» не отказывается… — заявляет Ю. Рощин. — Все-таки будем говорить правду. Между тем о времени в них сказано мимоходом. Более всего в «Записках» — о себе…»
Время и окружение, в котором Е. А. Букетов жил, описано в повествовании на каждой странице. И вымышленный им герой жил не в безвоздушном пространстве. Его взрастили, открыли ему глаза на мир, сделали ученым окружавшие его люди. Этого мог не видеть только незрячий. А автор газетной статьи в повести ищет только негатив. Зачастую он вырывал из букетовского текста только половину фразы, выставляя автора в неприглядном, искаженном свете. И человек, не читавший повесть, мог легко поддаться на ложь критика. Если бы Рощин соблюдал хотя бы приличия, он не обрывал бы абзац на середине, а цитировал бы его до конца. Например, вот такие слова из текста: «К моему счастью, самодовольство не так долго длилось, если бы продолжалось, ни к чему хорошему не привело бы…» Автор статьи этого не сделал и не хотел, у него была задача любыми средствами облить грязью Букетова, потому и записал его собратом Хлестакова…
Свидетельством явно предвзятого отношения к ученому-писателю является и то, что автор статьи не только высмеивает «Записки научного работника», его раздражают переводы Е. Букетова избранных произведений Пушкина, Маяковского, Надсона, Есенина и то, что он взялся довести до казахского зрителя драмы В. Шекспира: «Вряд ли правомерно браться за поэтический перевод с иностранного, если он сам без обиняков указывает в анкете, что владеет им слабо. Но это обстоятельство ничуть не смущает Е. А. Букетова, когда он «осуществляет» переводы из английской драматургии XVI–XVIII веков… Кто следующий окажется под прицелом творческого вдохновения Е. А. Букетова? Михайло Ломоносов? Бернард Шоу? Глеб Успенский?..»
Похоже, что автор скрупулезно изучил биографию Евнея Арыстанулы. Похвальное стремление. Но это сделано опять же для унижения человека, который, плохо зная английский язык, осмелился взяться за перевод классических драм великого Шекспира, притом имя драматурга критик вовсе не упоминает. Это тоже пример того, что Рощин по-своему подтасовывал любые факты…