…Строгая была женщина Анна Агеевна, она не позволяла себе на перерывах или встречах вне школы каких-либо разговоров или шуток, проходя мимо, лишь легким кивком головы отвечала на приветствие. Это мы воспринимали как надменность — оттого, что она жила в таком знаменитом и большом городе, как Ленинград. Не было в ней той простоты, которая отмечалась и нравилась нам в большинстве наших учителей.
И вот, затаив дыхание и стараясь быть как можно спокойнее, стучусь в ее комнату. Слышу, как подходит к двери: «Вы — Букетов? Погуляйте и зайдите минут через двадцать!» — говорит она, по-видимому, увидев меня в окно. Сразу отметил про себя, что она обратилась ко мне на «вы». Вхожу через двадцать минут, она встает навстречу и подает мне руку, но каких-либо движений на ее лице, придающих хотя бы какую-то теплоту ее приветствию, не вижу: эта холодность гасит проявление радости на моем лице.
— Я уже все знаю, меня Семен Иванович предупредил, — говорит она, садится сразу же за стол, покрытый ветхой, но чистой скатертью, указывая мне на табуретку с противоположного конца стола, и приступает к делу. Рассказывает, что я должен знать по химии, чтобы сдать на аттестат зрелости, при этом она изредка откидывает движением головы густые, волнистые темно-русые волосы, спадающие на узенькие плечи. Потом начинает спрашивать и убеждается, что пройденное когда-то я знаю твердо на тройку; это ее, кажется, успокаивает, но никаких эмоций по этому поводу она не выражает, только отмечает, что имеющиеся у меня знания по химии — достаточно хорошая база, чтобы теперь заниматься тем, что проходят в десятом классе, — «Органической химией». Затем предлагает мне приезжать по воскресеньям, примерно с двенадцати до двух. Она, как в школе, будет меня сначала спрашивать, а потом рассказывать новый материал и давать домашнее задание на следующую неделю.
Десять, а может быть, пятнадцать (сейчас точно не помню) подобных занятий, ровно по два часа каждый раз, провела она со мной, и где-то в начале мая, в дни празднования Победы в Великой Отечественной войне, она мне сказала, что я могу свободно сдавать экзамены и ее дальнейшая помощь вряд ли необходима. Я неумело и робко стал благодарить. Это были, пожалуй, первые мои слова, относящиеся к области чувств, за эти несколько месяцев регулярных встреч с ней. Она прервала меня:
— Не надо благодарить. Лучшей благодарностью для меня будет, если вы действительно поступите в вуз и… окончите его.
…Я искренне, безмерно благодарен многим своим учителям, помогавшим мне в том году, передо мной, как наяву, и сегодня встают их дорогие образы: нашего физика, больного, угрюмого на вид кавказца (доцента Аминуллы Максеновича Мирзоева. — М. С.), заброшенного к нам не то из Западного Прикаспия, не то из Причерноморья, как потом выяснилось, по чьим-то злым и неправедным наветам; нашей учительницы математики (Анны Михайловны Мирзоевой. — М. С.), изможденной, преждевременно постаревшей женщины, обремененной большим семейством и мужем-инвалидом, настолько занятой, что я теперь удивляюсь ее терпению и выносливости».
После нескольких месяцев тщательной подготовки Евней Букетов успешно сдал экзамены на аттестат зрелости. Конечно, сказался четырехлетний перерыв, оценки в аттестате были несколько ниже, чем он рассчитывал.
Первый этап поставленной матерью задачи пройден. Второй этап — поступить в высшее учебное заведение. Но куда пойти, какую профессию выбрать? Это необходимо было решить до наступления августа. Ему уже исполнилось двадцать лет, четыре года он работал учителем. Вообще был достаточно зрелым человеком, чтобы видеть перспективы своей будущей жизни. И выбрал он город Алматы неслучайно, там в то время был сосредоточен весь цвет национальной интеллигенции, слава о ее высших учебных заведениях дошла до самых окраин казахской степи. Он сразу же выбрал местом учебы — не университет, как он указывает в своей автобиографической книге, а единственное в Казахстане техническое учебное заведение — Казахский горно-металлургический институт (КазГМИ). Почему?
Не надо забывать, что прежде отсталая республика с кочевым скотоводством переживала стремительный взлет и к 1945 году уже превратилась в высокоразвитую индустриально-аграрную республику. Казахстан вышел на одно из первых мест в СССР по добыче и выплавке цветных металлов. Караганда стала третьей после Донбасса и Кузбасса угольной базой Советского Союза. Всему миру были известны гиганты цветной металлургии Рудного Алтая, Жезказгана, Балхаша и Чимкента. В республике были открыты богатейшие запасы нефти, свинца, меди, марганца, золота, серебра, хромитов. Большой вклад в освоение месторождений внесли казахстанские ученые и специалисты. На предприятиях полиметаллической и химической промышленности выросла целая плеяда своих инженеров, ученых, командиров производства, которые могли управлять этими отраслями промышленности. Всё это хорошо знал Евней Букетов, он же был с детства любопытным человеком, «ходячей энциклопедией», как прозвали его школьные друзья и учителя.
«Стихи великого Абая: «Будь разборчив в пути своем, / Если ты талантлив — гордись. / И надежным лишь кирпичом, / В стену строящуюся ложись…» как будто специально сказаны обо мне. К поступлению в горно-металлургический институт, видимо, подтолкнули меня эти крылатые слова», — говорил Евней Арыстанулы своему земляку Мукашу Елеусизову, который учился в 1960-е годы в алматинской высшей партийной школе (газета «Северный Казахстан», 11 марта, 1995 год, «Незабываемая личность»).
«В нашем народе к ремеслу инженера, особенно горно-металлургической профессии, до сих пор неоднозначное отношение, — писал в воспоминаниях Евней Арыстанулы. — Бытует мнение, что профессии металлурга и горняка — опасные, добыча ископаемых и их освоение очень вредны для здоровья… Когда я в 1945 году готовился к отъезду на учебу в Алма-Ату, к нам домой приехал младший брат отца Маутай-ага и сказал матери: «Ей, Бальтай, ты знаешь, куда твой сын едет поступать на учебу?» И дядя сразу же мне: «Ты брось такую вольность, не нужно нам, чтобы ты из-под земли добывал какие-то железяки, уголь и тому подобное. Как все аульные джигиты, выбери себе профессию учителя, агронома, зоотехника. Чуждой казахскому хозяйству профессии нам не надо, так что выполняй то, что я тебе сказал!» — заключил дядя свою назидательную тираду. Однако мать Бальтай тут же поддержала меня: «Нет, дорогой деверь, то, что мы узнали за всю жизнь, наверное, не сравнится с тем, что он вычитывает в газетах или в книгах за один день. Не будем ему перечить, пусть сам решает. Где бы ты ни находился, сын мой, будь здоров, пусть благословит твой путь Аллах! Поручаю Всевышнему твою судьбу!» — сказав, она предоставила мне свободу выбора…»
Когда Евней Букетов отправился из Баганаты на учебу, он твердо знал, кем завтра станет. Его ссылки в автобиографической книге на повышенную стипендию в КазГМИ как решающий фактор в выборе будущей профессии — правдивы отчасти. Надо учесть вообще манеру его письма, его стиль изложения, в книге он постоянно подтрунивает над своими поступками, описывая их с высоты прожитых лет с веселым юмором и лукавыми намеками…
Глава 3
В АЛАТАУ ОН ОТПРАВИЛСЯ… ТОГДА,
С ЮНОСТЬЮ ПРОСТИВШИСЬ НАВСЕГДА
По-моему, двадцатилетний возраст человека — самый интересный, важный и, конечно, он полон загадок. В этот период молодой человек, как говорил поэт, «и жить торопится и чувствовать спешит». Это время поиска, впереди много путей, а выбирать надо один и такой, чтобы потом не сожалеть.