Все это он пересказывал просто, без натуги, с какой-то чуть ли не детской непосредственностью, перескакивая с темы на тему и повторяя слова «я тут», которые, как потом я убедился, были для него привычной частью речи. Он, по-видимому, вовсе не думал, что я его пригласил по делу и что необходимо осведомиться об этом.
— Михаил Исакович, разрешите вас перебить, я понимаю, как трудно здесь работалось, и думаю, не Легче будет и теперь… но я хотел бы послушать вас об общем состоянии дел, о людях, тематике, планах, словом, обо всем, ведь нам с вами надо иметь общие взгляды на все, что здесь делается и будет делаться…
— Да, да, я с вами вполне согласен… Тут вот со мной приехали, вернее, я их пригласил, очень толковые люди, — и он сбивчиво начал объяснять, чем и почему толковы эти люди, но почему-то ухватился за фамилию Федорова и стал подробно говорить о том, что этот Федоров хотя и не имеет высшего образования, но мастер на все руки и что надо его беречь, он может принести большую пользу.
Я не был против Федорова, но академик настойчиво крутился вокруг его имени, не назвав больше ни одной фамилии из тех, кто подает надежды на научный рост.
Потом, правда, перескочил на фамилию Холода, пожилого кандидата наук, тоже приехавшего вместе с ним, и довольно долго хвалил его, называя своей правой рукой, при этом ни словом не упомянул о научных заслугах «правой руки».
Я в один момент, прервав коллегу, спросил, имеет ли он аспирантов, академик ответил, что как приехал в Караганду, по горло занят своей темой и над этим специально не думал, хотя никому не отказывает, кто желает у него учиться. От бывшего директора не было поддержки, все время уходило на добывание нужного оборудования и приборов, ездил в бесконечные командировки по этому же поводу.
Почувствовав тщетность своей попытки получить объективные, нужные сведения о людях, я заговорил о темах, разрабатываемых в институте. Михаил Исакович тут же подхватил мои слова и стал рассказывать о полупромышленных испытаниях, которые он намеревается проводить, и всю тематику института свел к проблемам, связанным с этими испытаниями. Я было деликатно напомнил ему, что заместителю директора надо было продумать необходимость решения многих других проблем, что широкий профиль института мыслится в плане организации в будущем научного центра республиканской Академии наук. Михаил Исакович посмотрел на меня своими серыми глазами, в которых я прочитал прямой укор своему неразумению, и сказал:
— Да, да, я вас понимаю… я никому не собираюсь мешать… и вам не буду мешать развивать… Потому что, уважаемый, вы тоже мечтаете в ближайшие годы защитить докторскую, я это хорошо знаю… Короче, надо договориться сразу, пока мы выведем ХМИ на широкую дорогу, забот у нас двоих хватит, лишь бы мы не мешали друг другу».
Новый директор знакомство со своим институтом начал с обхода рабочих мест сотрудников, и там же, непосредственно в лабораториях, завязались его пер-198 вые беседы с ними. Он предпочитал такое общение, по себе зная, что когда начальство вызывает подчиненного в свой кабинет, тот обычно чувствует себя скованно, разговора по душам не получается, ибо младший по рангу всегда начеку, думает, как бы чего не вышло, опасаясь сказать не то, что надо. А на своем привычном месте он сам себе хозяин и свободнее делится своими мыслями…
В одной из лабораторий Евней Арыстанулы встретил бывших своих студентов из КазГМИ — девушку и парня, одетых в синие халаты. Директор, заключив обоих в объятия, как старых знакомых, спросил, чем они занимаются. Оказывается, они проверяли одну химическую реакцию, известную по учебнику «Неорганическая химия».
— И что доказали? Не ошибся ли покойный Зелинский? — спросил Букетов.
— Николай Дмитриевич Зелинский — настоящий гений. Разве он мог какие-то нелепости внести в книгу? Проверяем, чтобы убедиться, как-никак нам надо навыки приобретать…
— А почему вы вдвоем проверяете одну и ту же реакцию?
— «Параллельная проверка — гарантия от ошибок» — это научное кредо нашего руководителя. Почему он этого требует, спросите у самого Жаке, — заявили они. — Мы только исполнители его воли…
Жаке — это тот самый аксакал Жармаганбет Тюленов, который содействовал его назначению в этот институт. Он был прекрасным производственником. Но Букетов не знал его научных способностей, не знал, пригодятся ли знания опытного инженера в ХМИ. А увиденное поразило его, шокировал сам по себе дилетантский подход к лабораторным экспериментам… Все же директор, соблюдая этикет, не стал делать замечаний, преждевременных выводов о пожилом заведующем лабораторией по обогащению руды. А про себя подумал: видимо, мы в институте не смогли дать этим молодым людям основательных знаний, раз они механически проверяют давно известную по учебникам реакцию…
В другом кабинете Евней Арыстанулы встретил еще одного своего питомца, который во время лекций всегда задавал сложные вопросы, не раз заставляя его краснеть.
— О, Жанторе батыр, любимец аксакала Нурлана, и ты тоже здесь?! — воскликнул Евней Арыстанулы. — Ну, рассказывай, тоже проверяешь учебник химии?
— О, да, примерно так и получается, но с другого конца. Нужно ведь доказать, что описанная реакция в учебнике — дает отрицательный результат в производственных условиях… — рассмеялся Жанторе, понимая, что делает бесполезный, скорее всего ненужный опыт.
— Не понял, выражайся яснее!
— Мой научный руководитель Порфирий Леонтьевич Холод (фамилия, отчество и имя изменены, так он назван в «Шести письмах другу». — М. С.) спит и видит, как выдать в мир научную сенсацию, он открыл одну нелепость в учебнике электрохимии…
Евней Арыстанулы прочитал поданную ему статью, напечатанную во всесоюзном журнале «Химия». Статья объемом всего лишь в сто строк была помещена под рубрикой «Информация к размышлению». По мнению автора, в учебнике эта реакция описана неправильно, в производственных условиях она не идет, если идет, то чаще всего получается отрицательный результат…
До директора уже доходили разговоры о странном стиле работы заведующего лабораторией электрохимии, о том, что он проверяет интеллектуальный уровень своих подчиненных, задавая им кроссворды, ребусы, и если они не могут их разгадать, проводит с ними нудные воспитательные беседы — мол, научному работнику нужно много знать и читать, а кроссворды помогают развивать память и ум…
В общем, осадок на душе после обхода лаборатории остался самый неприятный: не институт, а богадельня. Единственным слабым утешением явилась лаборатория добычи руды и геологической разведки. Некоторые сотрудники рассказали директору о завершении кандидатских диссертаций, советовались, где защищаться. Директор не стал углубляться в их проблемы, считая себя некомпетентным в этой области, но в целом был рад за них, все-таки хотя бы по этим направлениям науки что-то делалось.