Вольфрам — один из редко встречающихся в природе тугоплавких металлов. Он нужен для производства нитей накаливания для электроламп, для других промышленных целей, например, как основа, при выплавке высококачественной легированной стали. Однако экономически выгодного способа отделения его от вольфрамосодержащих соединений пока не существовало. Сколько исследователей в мире ломали копья в дискуссиях, сколько потратили энергии и сил! Все напрасно. Если бы карагандинским исследователям улыбнулась удача и они подняли бы процент извлечения вольфрама хотя бы на 10–20 процентов, это стало бы мировой сенсацией. Но что поделаешь, это только в сказках все быстро делается…
Шли месяцы. В один из хмурых дней, когда все опять пошло насмарку, Евней Арыстанулы вспомнил о знакомом со старого уральского завода в Верхней Пышме, где он был со своими студентами-практикантами целый месяц, об Алексее Николаевиче Полукарове, знающем инженере и талантливом экспериментаторе. И еще он любил поэзию, наизусть знал много стихов Фета, Тютчева, Некрасова. По-видимому, и это также сыграло свою роль в том, что эти два человека — производственник и ученый из Казахстана подружились. Потом они иногда обменивались поздравительными открытками, чаще всего в канун Нового года. (Напомним, что именно Полукаров предупредил Букетова о том, что миловидная дама — начальница цеха, обещая внедрить его метод извлечения редкого элемента, на самом деле обманывает его.)
Евней Арыстанулы не зря вспомнил в те неудачные дни о Полукарове (в «Шести письмах другу» он назван Н. А. Полубричкиным). Наверное, в какой-то мере положившись на интуицию, он послал ему телеграмму с приглашением на работу в Караганду. Ответ он получил не от Полукарова, а от его коллеги, который объяснил ему, в какую ситуацию попал его слишком прямодушный приятель: оказывается, Алексей Николаевич не прижился в Верхней Пышме, так как не мог терпеть несправедливости, повздорил с инженерами, стоящими выше его рангом, но плохо знающими свое дело, отказывался выполнять их указания, и в результате ему указали на дверь…
Такова участь многих талантливых людей, не умеющих приспосабливаться, гнуть спину перед начальниками. Но такие таланты-самородки, как Полукаров, нужны как воздух, чтобы двигать прогресс. Понятно, что они неудобны, у них сложный характер, они мешают тем, кто хочет жить спокойно. Разумеется, колючий на язык и себе на уме Полукаров не изменится в Караганде, хлопот с ним не оберешься. Но он фанатик, не думающий о личной выгоде, честный трудяга.
Евней Арыстанулы отправил в Верхнюю Пышму вторую телеграмму с просьбой во что бы то ни стало найти Алексея Николаевича.
После долгих поисков Полукарова нашли в Одессе. Кандидат технических наук, талантливый экспериментатор работал грузчиком на фабрике игрушек. Получал, конечно, мизерную зарплату и, конечно, беспробудно пил горькую — у него не было постоянного жилья.
Евнею Арыстанулы не верилось, что умный и талантливый человек мог опуститься до такого состояния. Жалея его, вознамерился все-таки попытаться вернуть его к нормальной жизни.
…И вот однажды осенью, в конце рабочего дня в кабинет директора ХМИ вошел Алексей Николаевич Полукаров. Евней Арыстанулы не поверил своим глазам: настолько тот изменился за каких-то три-четыре года. В этом сгорбленном старике он едва признал прежнего неутомимого спорщика, человека с обширным кругозором, хорошо образованного.
Войдя в кабинет, Алексей Николаевич, чуть подавшись вперед, остановился у двери, даже не поздоровавшись, и потупился. На его изможденном лице застыла вымученная улыбка. Нет, это был не тот Полукаров, которого знал Евней Арыстанулы.
Обойдя стол, Букетов подошел к нему и обнял. И долго не выпускал из своих сильных объятий побитого жизнью человека, показывая тем самым, что он искренне рад встрече. Бедняга совсем растерялся. Давным-давно с ним никто так по-человечески не обращался. Полукаров не смог сдержать себя и вдруг расплакался.
Евней Арыстанулы, ничего не говоря, потащил его за стол. Посидели, молча глядя друг на друга, лишь через некоторое время хозяин кабинета произнес:
— Ну, дружище, с приездом!.. Тебе уже рассказали, для чего я тебя разыскивал по всему Советскому Союзу?
— А это и так ясно, Евней Арстанович… Вы видите мое состояние — хуже не бывает… Деваться мне некуда, что прикажете, то и буду делать, откровенно говоря, я нуждаюсь в вашем милосердии…
— Нет, Алексей, ты неправ, наоборот, мы нуждаемся в твоей помощи, — сказал Букетов. — У нас тут полный провал с экспериментами… Я тебя пока оформляю на ставку старшего научного сотрудника. В твоем распоряжении — минимум десять будущих кандидатов технических наук, все они будут делать то, что ты скажешь. Они все молодые, жаждут удивить мир, как когда-то мечтал ты, так что в твоих руках — их судьба, крепко подумай об этом… Опытную печь для обжига отдаю в твои руки. Там ты будешь главным инженером или главным обжигальщиком, называй себя, как хочешь, и командуй, как тебе заблагорассудится… Теперь насчет житейских проблем: пока поживешь в нашем аспирантском общежитии, а месяца через два-три горисполком должен выделить институту квартиры, одну из них, трехкомнатную, в центре города, я распоряжусь, чтобы отдали тебе. Но до этого ты должен уговорить свою жену с детьми переехать в Караганду, убедить ее, что взялся за ум. Ясно? Если у тебя есть вопросы, пожелания, скажи сразу, с завтрашнего дня мы приступаем к большой работе, свободного времени ни у тебя, ни у меня не будет, Алексей!..
Полукаров был ошеломлен. Ему казалось, что он ослышался. Откуда эта манна небесная посыпалась на его голову? Неужели все это директор ХМИ сказал ему? Кто он такой, что ему, бродяге, вдруг оказывают столько почета и уважения?
Алексей Николаевич не верил в реальность происходящего.
— Вы поняли, Алексей Николаевич, что вам Евней Арстанович предлагает полную свободу действий? — подал голос Малышев, до того сидевший в кабинете молча, не вмешиваясь в разговор старших.
— Евней Арстанович, я всю жизнь буду перед вами в долгу. Как мне вас отблагодарить?.. — робко спросил гость.
Евней Арыстанулы громко рассмеялся.
— У меня к тебе, Алексей, одна просьба. Если обещаешь выполнить, скажу…
— Говорите.
— Бросай пить. Навсегда!.. Дай обет, что даже в день защиты докторской диссертации ни грамма не возьмешь в рот. Алексей, я прошу тебя не как твой директор, а как коллега…
Полукаров закрыл глаза и в таком состоянии просидел довольно долго. Потом вдруг изменился в лице, оно стало чуть суровее. Дрожащим голосом произнес:
— Для того чтобы я снова не свернул на этот скользкий путь, сразу же впрягите меня в работу.
С того дня началось возвращение Алексея Полукарова в науку и в жизнь. Было трудно, иногда он едва не срывался. Возможно, ему помогло то, что его постоянно окружали молодые люди с чистой совестью, преданные науке. Это воодушевляло Алексея Николаевича, побуждало к исследованиям.
Получив в свое распоряжение обжиговую печь, он в первый же день досконально изучил ее. И тех, кто готовился провести очередной обжиг, придержал: «Подождите малость». Сел за стол и стал чертить и делать расчеты. Через неделю по требованию Алексея Николаевича поставили печь на реконструкцию. В поду печи, куда закладывался концентрат, установили механический смеситель-лопату для перемешивания сырья во время обжига. Заменили и поменяли местами термопары, измеряющие температуру в разных местах. «Главный печник» — так Полукаров назвал свою должность, считал, что вытяжная труба, которая досталась исследователям от бывшей котельной, создает слишком сильную тягу, поэтому в горловину ее вмонтировали перегородку для регулировки процесса обжига. Полукаров не упускал никаких мелочей в научных экспериментах. Поехал в Темиртау, к металлургам, просидел там в мастерской целую неделю, пока не соорудили по его чертежу перегородку с нужными регулировочными механизмами. Потом ее оперативно установили в горловину печи…