Преобразившийся и помолодевший шанырак Евнея Арыстанулы и Зубайры Дуйсенкызы, фактически созданный из обломков, благодаря благородным поступкам младших братьев, превратился в уютный семейный очаг. Таким образом, были созданы все условия для плодотворных и спокойных занятий наукой.
Коллектив института, насчитывавший 300 человек, проводивший химико-металлургические исследования, а также занимавшийся проблемами горной и геологической науки, в 1963 году неожиданно оказался как бы на распутье. Никто не знал, в каком направлении будет развиваться институт, что будет с ним завтра. Кое-кто в институте полагал, что все это происходит из-за неразберихи в руководстве ХМИ, из-за вечных споров директора и его заместителя по научной работе за лидерство в коллективе…
(«Беспрерывный тяжелый труд во время становления института для меня не прошел без последствий, к этому добавился… конфликт с директором, который тоже повлиял на здоровье. После инфаркта, когда уже пошел на поправку, я прихватил двухстороннюю пневмонию, сопровождавшуюся удушьем. Врачи вынесли мне вердикт: «Нет у вас здорового места в организме, нервы износились совершенно. Надо вам бросать работу и выходить на пенсию!» — писал в своем письме в редакцию журнала «Простор» Жармак Тюленов. — Не было другого выхода, пришлось подчиниться…»)
Холод, строгий страж порядка и благопристойности в институте, как заведующий лабораторией электрохимии, ничего не делал и после вторичного напоминания о необходимости представления научного отчета, очевидно, поняв, что время синекуры, когда должность не требует труда, ушло, подал заявление об освобождении от обязанностей заведующего. Порфирий Леонтьевич надеялся, что его станут упрашивать еще пару лет поработать, но Евней Арыстанулы сразу же подписал приказ о его освобождении. Не ожидавший такого поворота, Холод сник и чуть не плача стал говорить о тяжелом семейном положении… На Букетова это подействовало: как-никак Порфирий Леонтьевич — кандидат наук, а таких в институте пока еще немного, к тому же он человек в годах, участник войны… Пришлось оставить его рядовым научным сотрудником. Но потом Евней Арыстанулы пожалел о своем опрометчивом решении: на первых порах Холод вел себя покорно, держался тише воды, ниже травы, но потом, должно быть, ему надоела такая пресная жизнь, он стал часто выступать на собраниях в своем привычном амплуа, демонстрируя прежнюю партийную активность, мало того, опять стал писать доносы в вышестоящие органы на диктатора Букетова…
Когда исследовательская группа М. И. Хайлова отправилась на Урал, чтобы там, наконец, приступить к давно вызревшему большому эксперименту, в коллективе ХМИ почти на полгода установилась сущая благодать, каждый занимался своими делами. Некоторые даже стали шутить, что уже соскучились по байкам Михаила Исаковича.
На опыты группы была выделена солидная сумма из годового бюджета ХМИ, а как она расходуется, на что уходят десятки тысяч рублей из государственной казны, никто не знал. От руководителя группы не было ни слуху, ни духу. Чтобы навести справки о «без вести пропавшем» ученом, бухгалтер института однажды сам поехал на Урал…
Через пару недель он вернулся усталый, в совершенно подавленном состоянии. Его рассказ об увиденном потряс директора института: оказывается, старая домна, полученная от уральских металлургов, ни разу не разжигалась, никаких опытов там не проводилось и не было даже намека на то, что они начнутся в этом году… Главбух увидел около старой печи лишь нескольких копошившихся рабочих и то всего до обеда, а потом и их след простывал, ни одного научного сотрудника он у печи ни разу не застал. Когда же их ему удалось «поймать», на его недоуменный вопрос: чем же они занимаются, горе-экспериментаторы уклончиво отвечали, что подолгу сидят в библиотеке или в техническом отделе завода за чертежными досками… Понаблюдав за ними, бухгалтер раскрыл и эту хитрость: после сытного обеда в столовой все они — и рабочие, и сотрудники института — подавались в пивнушки… Бухгалтер ХМИ также установил источник их каждодневного веселья: оказывается, в их довольно длинную ведомость по зарплате, где указывались рабочие, участвующие в реконструкции домны, был включен добрый десяток «мертвых душ»; кстати, многие из них вовсе не проживали в этом городе, а некоторые вообще не существовали. Самое занятное, что все, кто числился на ремонтных работах, оказались членами семей тех же сотрудников. Ясно, никто из них ни одного дня не работал на восстановлении печи. Однако все они аккуратно получали зарплату в течение нескольких месяцев… И еще хуже: бухгалтеру ни разу не удалось встретиться с руководителем группы, он словно в воду канул.
Бухгалтер не поленился поехать в Свердловск. Но и там академика Хайлова не нашел. По разговорам выходило, будто бы он уехал в Москву, чтобы выбить дополнительные финансы у самого президента Академии наук СССР на якобы уже начатый и успешно идущий эксперимент…
Доложив обо всем, главный бухгалтер поставил вопрос ребром:
— Ебеке, я дожил до седых волос, но такого безобразия сроду не видел. Это настоящая афера, расхищение государственных средств. В конце концов за их махинации отвечать будем мы с вами по уголовной статье как транжиры и ротозеи. Хайлов — лауреат Государственной премии, академик, его никто не отдаст под суд. А мы, простые смертные, сядем в тюрьму…
Директор института задумался. Бухгалтер, честный труженик, был абсолютно прав. Хайлов и его группа — настоящие мошенники.
…В прошлом году Евней Арыстанулы вместе со своим аспирантом ездил в Москву. На базе Академии наук он сумел-таки удачно приобрести дефицитную и дорогую аппаратуру. Но ее опасно было сдавать в багажный вагон, могли повредить. Посоветовавшись со своим спутником, он решил купить не два билета, а четыре в одно и то же купе. Занесли аппаратуру в купе, расположили на нижней полке, охраняли ее днем и ночью и привезли в целости в Караганду.
И когда он отчитывался за командировку, возник конфликт. Главный бухгалтер отказался принять от одного человека два билета на одну и ту же поездку, так как это противозаконно, поэтому согласился оплатить только один, а стоимость второго билета решил удержать из зарплаты.
— Но если бы мы отдали этот прибор в багажный вагон, то за страховку заплатили бы в два раза дороже! — доказывал директор, уламывая несговорчивого бухгалтера. Однако дотошный счетовод не сдался.
— Как директора я вас очень уважаю, но, извините, ради вас я не могу нарушить закон!
Выход из этой курьезной ситуации подсказал аспирант:
— Ебеке, вы сами неоднократно говорили нам, что наука без жертв не продвинется вперед. Вы оплатите один билет, а я — второй.
Так и поступили. Узнав об этом, сотрудники, считавшие директора непреклонным, поразились, как он терпит такого «законника», а не отправит его на все четыре стороны, не подберет себе более покладистого человека… Евней Арыстанулы сказал: «Нет, именно такой непоколебимый и честный бухгалтер мне и нужен».
И вот этот человек, наверное, интуитивно почуяв неладное и следуя неизменной своей привычке — все лично проверять, съездил на Урал, развязал узел, завязанный именитым академиком… «Да, бухгалтер по-своему прав, — размышлял директор. — Но что мне делать, ведь ему не скажешь, что мошеннически растранжиренные Хайловым деньги — не институтские, они выделены по прямому распоряжению президента, а я обещал ему не мешать…»
— То, о чем вы сейчас мне доложили, изложите письменно. Я посоветуюсь наверху. Но пока об этом никому ни слова…
— Я знал, что вы так и скажете, потому уже написал отчет, — ответил бухгалтер. — Вот он, распишитесь на втором экземпляре, он останется у меня, а первый вы можете использовать, как вам заблагорассудится…
В начале 1963 года Н. С. Хрущев, первый секретарь ЦК КПСС и глава Союзного правительства, возомнивший себя всезнающим специалистом во всех областях — в сельском хозяйстве, в промышленности, дипломатии, распространил свои командные методы и на науку: Тимирязевскую академию, не согласную с его рекомендациями, он приказал выселить из Москвы — нечего, дескать, ученым пахать на асфальте; затем провозгласил, что пора реорганизовать Академию наук. «Там ученые безрезультатно десятилетиями тратят государственные средства, а какую выгоду от их замшелой науки получает народное хозяйство страны? Надо немедленно сократить НИИ, некоторые передать в ведение производственников. Тогда они будут ближе к жизни, а то ученые совсем оторвались от действительности, занимаясь десятилетиями теоретическими разработками, польза которых вообще сомнительна…» — примерно так рассуждал лидер Советского государства.