Канеке вначале расспросил о здоровье, о жизни всех, кто столпился в небольшом кабинете директора ХМИ, затем неожиданно перевел разговор на стесненное положение института, разместившегося в ветхом здании.
И тут секретарь обкома начал оправдываться:
— Каныш Имантаевич, в этом нет ни малейшей нашей вины. Недавно директор института сам отказался от неплохого, на наш взгляд, намного большего по площади, чем это, здания. И вот теперь перед вами мы краснеем…
Президент удивленно взглянул на Букетова, как бы спрашивая, что это означает. Тот ответил:
— Нам предложили старый автопарк и старое общежитие, где отдыхали водители после ночной смены. Для того чтобы там могли работать наши химики и металлурги, по крайней мере, надо было года два подряд вести капитальный ремонт. Канеке, нам нужно новое здание, построенное по специальному проекту, с современными лабораториями. А пока будет строиться такое здание, — закончил он, — мы хотим остаться здесь…
— Ебеке, ваши мысли мне по душе. Это взгляд ученого, который думает о будущем науки. Дорогие товарищи, здание для института будет построено в ближайшие десять лет. Мы ведь планируем в Караганде создать академический центр всего Центрального Казахстана, он станет вашей гордостью, поднимет культуру города, слава о нем пойдет по всему Союзу… — потом Каныш Имантайулы обратился к секретарю обкома и председателю совнархоза: — Вы, дорогие, не совсем правильно оценили значение этого института для вашего города, поэтому не уделяете должного внимания нуждам ученых, ограничились тем, что предоставили им это ветхое здание. А ведь когда-то здесь будут работать ваши дети и внуки, будут продвигать науку вперед. Вам надо пересмотреть свою позицию, взглянуть на это с высоты будущего. Старый автопарк — это то же самое, что конюшня, и как можно шагать в ногу с веком, работая в конюшне?..
В тот день авторитет директора института в глазах всех, особенно у руководителей области, неизмеримо вырос. Позднее в своих записях о К. И. Сатпаеве Евней Арыстанулы признавался: «Канеке, видимо, специально заехал в институт, чтобы поднять мой вес в глазах руководителей области, которые не только не удосуживались до этого зайти в ХМИ, но иногда подолгу у себя не принимали меня. На этот раз Канеке показал местным «богам» кто я, зачем в этот город прибыл… Это же пример на всю жизнь, достойный уважения…»
По иронии судьбы в 1964 год коллектив ХМИ вступил, имея всего две лаборатории. Работников в институте осталось 40–50 человек. Но громкое звание академического института за ним пока сохранилось.
Первого февраля союзное радио с прискорбием сообщило о кончине Каныша Имантайулы Сатпаева. Евней Арыстанулы на следующий же день вылетел в Алматы, чтобы проводить в последний путь своего великого наставника. Во время траурного митинга он думал о том, что волновало и всех: «Кто же заменит Сатпаева? За пятнадцать лет руководства академией Канеке довел численность научных институтов и вспомогательных научных учреждений в Казахстане — до 47, благодаря ему были открыты ботанические сады, станции, расширены различные научные центры и увеличено количество работающих в них — до десяти тысяч человек. Кто же сможет руководить этой громадой дальше, как он?..»
— Что бы ни произошло, будем выходить из положения вместе, — сказал Евнею Букетову один из членов президиума Академии наук в день похорон Сатпаева. — В Казахстане чисто химических институтов три. В основном, они дублируют друг друга. Даже если мы сохраним два института в Алматы, которые открылись первыми и работают со дня создания Казахстанского филиала АН СССР, и то будет хорошо. А о твоем не знаю, дорогой…
В Академии наук уже началось сокращение штатов: только в Институте геологических наук уволили 500 человек, по разговорам сведущих людей — это было началом превращения Академии наук в удобно руководимое учреждение…
«Как-то в воскресенье Букетов пришел ко мне домой. Супруга Куляш приготовила мясо по-казахски. Чувствую, человек без настроения, потому на стол выставил спиртное, — вспоминал ученый секретарь ХМИ С. М. Исабаев. — Ебеке наотрез отказался от крепкого напитка, налил себе только слабого сухого вина. И посоветовал:
— Эй, батыр, ты тоже переходи на сухое. — Затем перешел к главному. — Положение наше аховое, можем потерять, что имеем. Проект приказа о закрытии ХМИ, говорят, уже готов. Что будем делать?
— А вы сами что думаете? Куда пригласите — туда и поеду. В Караганде для меня подходящего ничего нет. От науки я не хочу отказываться, — говорю я. — Это мое сокровенное.
— А что будут делать твои друзья? Я говорю о Жанторе и Токене…
— Они тоже от вас не уйдут. По-моему, и Малышев, и Полукаров присоединятся к вам, не задумываясь, — ответил я. — О Марке Залмановиче затрудняюсь сказать что-либо определенное. Но, наверное, он тоже не захочет с вами расставаться, он человек благоразумный, хотя и слабохарактерный, командует им его бойкая жена…
— Хорошо, батыр, я понял тебя. Спасибо за доверие! Но разговор этот держи при себе. Не надо создавать панику! Есть два варианта: первый, выпросить отдельную лабораторию в столичном родственном институте. Если дадут, вместе с группой переехать туда; но там я долго не смогу задержаться, сердце шалит, мне здешний климат больше подходит… Второй путь: открыть лабораторию на Балхашском комбинате. Пока есть силы, пока молоды, надо поработать на большом производстве и скорее получить докторские степени. Балхаш — не окраина казахской степи, неплохой город на берегу пресного озера, и комбинат — один из мировых гигантов…
— Агай, как вы скажете, так и будет.
— Вот черт побери, только по-настоящему приступили к исследованиям, и возникли такие преграды. Неужели на Хрущева нет управы в нашей огромной стране, а? Впрочем, такова вся наша система, если какой-то дурак доберется до вершины власти, будет делать то, что в голову взбредет. И весь 250-миллионный народ будет беспрекословно выполнять то, что он прикажет, даже несуразности… Да, еще будем угодничать: «Что, мол, еще прикажете?!» А какая сильная система?!..»
Но им неожиданно повезло: президентом Академии наук Казахской ССР избрали преданного соратника Каныша Имантайулы — Шапыка Чокыулы Чокина. На общее собрание Академии наук был приглашен и директор ХМИ. Когда он подошел поздравить нового президента с назначением, Шапык Чокыулы сказал ему: «Не уходи, в конце рабочего дня жду тебя в кабинете».
Евней Арыстанулы, услышав эти слова, заволновался, еле дождался вечера.
— Евней, я знаю, что у тебя скверное настроение… — сказал Шапык Чокыулы. — Я это кресло занял, чтобы продолжить завещанное Канеке, сберечь для нашего народа его богатое наследие. Твой ХМИ — тоже его детище! Понятно говорю?.. Короче, зря не волнуйся, исследования, которые начали в Караганде, продолжайте и доводите до победного конца!..
— Понятно, Шаке! Постараемся не подвести вас…
— Постараемся?!.. — повторил новый президент. Видимо, ему не понравился уклончивый ответ коллеги. — Нет, ты соверши такое, чтобы это прогремело на весь Союз, тогда я никому не позволю тронуть твой ХМИ и тебя также. Подумай об этом, Евней! Крепко подумай!..
Глава 8
«УСПЕХ В НАУКЕ ПРИНЕСЕТ
БОГАТСТВО, СЧАСТЬЕ И ПОЧЕТ»
Много ли надо человеку? Совсем не много. Стоит это понять, как человек перестанет врать и обманывать, главное — честность к самому себе, друзьям, людям. Честность и бескорыстие.
Неожиданная потеря покровителя и благодетеля Каныша Сатпаева на какое-то время выбила у Евнея Букетова почву из-под ног, но, к счастью, ненадолго. А назначение на место Сатпаева — Шапыка Чокина фактически было для него подарком судьбы, так как именно он по поручению президента Академии наук Казахской ССР четыре года тому назад представил Е. Букетова коллективу ХМИ в качестве его нового руководителя. Разговор с новым президентом Академии наук позволил Евнею Арыстанулы вновь обрести уверенность в себе. Вернувшись из Алматы, он немедленно собрал сотрудников, которых к весне 1964 года осталась буквально горстка, и с воодушевлением произнес: