Весной 1966 года Евней Арыстанулы отправился в Москву. Там единогласно констатировали, что диссертацию можно защищать перед любым самым взыскательным составом ученых. Много времени ушло на выбор места. В конце концов защиту включил в свой план ученый совет Московского института стали и сплавов. Защита была назначена на 10 октября.
Из рассказа Сагинтая Макатулы ИСАБАЕВА, доктора технических наук:
«…Ебеке, поднявшись с места, энергично, гулко ступая по деревянному полу, быстро направился к трибуне. Сидящие в зале смотрели вслед ему с удивлением, будто бы спрашивая, что нужно этому степняку в научном мире, пас бы в своей степи табуны лошадей и отары овец, по виду как раз ему это подходит — истинный кочевник, огромный, неуклюжий, как верблюд, ходит аршинными шагами… Я почему-то сразу почувствовал открытую неприязнь незнакомой нам аудитории, очевидно, вызванную его богатырским ростом и угловатым движением по залу, безусловно, эта неприязнь еще более усиливалась раздражающим скрипом деревянного пола под его ногами. Все это вызвало нездоровое оживление в зале, чувствовалось мелкое злорадство в предвкушении его неминуемого провала. К тому же, диссертант не вмещался своими огромными габаритами в маленькую трибуну, сооруженную на сцене, потому положив свои бумаги, Ебеке вышел оттуда наружу.
Ебеке начал спокойно, даже свой привычный грохочущий голос сдерживал. Но постепенно увлекся, начал говорить в быстром темпе, как всегда, остроумно, будто бы декламировал стихи. Можно сказать, через четверть часа он уже овладел вниманием присутствующих. После этого посыпались вопросы. Особенно усердствовали ученые с кафедры профессора Н. С. Грейвера. К счастью, Евней Арыстанулы не стушевался, отвечал конкретно, точно, лишь изредка вытирая пот, часто выступавший на лбу…
И вот началось обсуждение. Четыре оратора один за другим поддержали диссертанта. После них в самом конце выступил крупный ученый, член-корреспондент АН СССР М. Н. Плаксин, он же председатель ученого совета. Маститый ученый сразу заметил, что разработка обсуждаемой темы и общий объем проведенных исследований тянут не на одну, а на три докторских диссертации, и особо подчеркнул, что нужно было соискателю защитить ученую степень еще несколько лет тому назад. Мнения всех выступивших сошлись как раз на том, что обсуждаемая работа — достойна присвоения диссертанту ученой степени доктора технических наук, на этот счет не может быть никаких сомнений. Е. А. Букетов мог быть удостоен докторской степени и без защиты диссертации, за свои многочисленные опубликованные научные труды и авторские свидетельства, но сам соискатель не пожелал идти по этому пути, он проводил сложные исследования, на это он потратил долгие годы и в результате создал новую технологию, которая должна принести экономике страны огромную прибыль, некоторые его разработки уже внедрены в производство, чем он доказал жизненность открытого им способа…
Когда объявили итоги голосования, стало известно, что все 12 членов ученого совета проголосовали за присуждение ему докторской степени, сидящие в зале ученые встретили это сообщение громкими аплодисментами. Кто-то с заднего ряда крикнул: «Молодец, степняк!» А я, разволновавшись и радуясь за своего наставника, помню лишь шептал: «Есть, оказывается, справедливость!» И не заметил, что нет уже рядом сидевшего Ебеке, увидел его только тогда, когда он поднимался на сцену, чтобы поблагодарить членов ученого совета…»
В начале следующего года ВАК без проволочек утвердил Е. А. Букетова в ученой степени доктора технических наук. Вслед за этим он получил звание профессора.
Разумеется, присуждение докторской степени руководителю института и выпавший на его долю особый успех при защите в Москве резко подняли научный престиж руководимого им ХМИ. Самое главное, сразу же возросло доверие производственников к исследованиям, которыми руководил доктор наук Е. А. Букетов. Его принимали на заводах с почтением, к его советам теперь прислушивались руководители области и старались его просьбы исполнять без проволочек. Он стал знаменитостью, ведь его единогласно признала высшая каста научного мира. Своей ученостью он прославил родной край. В Караганде, где докторов наук тогда можно было пересчитать по пальцам, перед ним буквально преклонялись… Пресса часто брала у него интервью, а в предпраздничные дни это стало традицией. Его теперь приглашали участвовать в научных конференциях и симпозиумах. В 1967 году профессор Букетов в составе делегации ученых Советского Союза ездил в Канаду на выставку' «ЭКСПО-67».
В знак особого уважения к нему на многочисленных торжествах Евнея Арыстанулы избирали в президиум. Ученый три созыва подряд был депутатом областного Совета, он также входил в состав областного партийного комитета. Кстати, эти общественные поручения и обязанности были нелегкой ношей. Волей-неволей приходилось часами просиживать на пленумах, сессиях, собраниях, которые созывались в неделю несколько раз. Что делать, как коммунист и народный депутат, он вынужден был присутствовать на всех курултаях, скучая и досадуя из-за напрасно потерянного драгоценного времени, которого ему было отпущено судьбой не так уж и много.
Возросший авторитет руководителя, естественно, благотворно повлиял и на учеников. Самое важное, результаты исследований стали быстрее, чем раньше, внедряться в производство. Увеличилось число лабораторий, возрос штат научных сотрудников…
Защита диссертации директором ХМИ неожиданно помогла сдвинуть с мертвой точки и еще одну проблему.
Когда он вернулся в Караганду, ему позвонил президент Академии наук Казахской ССР Ш. Ч. Чокин:
— Дорогой Евней, поздравляю тебя с успешной защитой. С меня причитается подарок. Чего бы ты хотел? Скажи, не стесняйся, ты же знаешь, как я к тебе отношусь.
Евней Арыстанулы ответил, не задумываясь:
— Шаке, помогите нам построить новое здание для института.
Президент Академии наук был несколько удивлен: Букетов ничего не просил для себя, а мог бы попросить о включении его в список на ближайшие выборы в академии, чтобы стать членом-корреспондентом или академиком, ведь среди директоров академических институтов лишь он один не имел такого престижного звания… Его личная скромность импонировала Шапыку Чокулы.
— Ладно, Евней, постараюсь на днях предпринять что-нибудь конкретное… — сказал он.
Хотя Казахстан был самостоятельной республикой, все важные вопросы, в том числе и хозяйственные, решались в Москве. Поэтому директор ХМИ вскоре отправился с письмом президента республиканской Академии наук в столицу.
Ходатайство Ш. Ч. Чокина возымело действие. Президент Академии наук СССР М. В. Келдыш принял Е. А. Букетова, подробно расспросил об исследованиях, проводимых в его институте. Келдыша интересовало всё: главные направления исследований, внедрение в производство новых технологий, дальнейшие перспективы. Он остался доволен услышанным и дал добро на разработку проекта здания для ХМИ. Таким образом, аудиенция у президента АН СССР благополучно завершилась. Евней Арыстанулы был счастлив: то, о чем он мечтал все годы своего директорства, разрешилось в течение получаса. Поблагодарив Мстислава Всеволодовича, Букетов хотел уже попрощаться… «Но, дорогой, чтобы это дело окончательно довести до конца, вопрос надо согласовать с заместителем председателя Совмина СССР, председателем Комитета по науке и технике товарищем Кириллиным», — сказал Келдыш…
«…В это время в кабинет вошел подтянутый, моложавый, красивый мужчина. Хозяин кабинета вышел из-за стола и поздоровался с ним, — рассказывал мне Ебеке. — Мне бы чуточку подождать, хотя бы узнать, кто этот человек. Ведь можно было догадаться, что он — не мелкая сошка, раз заходит в кабинет президента АН СССР без звонка и доклада. Нет, я показал себя, как настоящий провинциал. Едва кивнув вошедшему, повернулся к нему спиной и снова обратился к Келдышу: «Мстислав Всеволодович, наверное, такой высокий чин, как зампред Совмина СССР, вряд ли примет меня, директора института из провинции, лучше я поеду в Алма-Ату, выйду на комитет через нашего президента…»