Евней БУКЕТОВ. «Второй в республике»:
«Как-то не без удивления заметил я на своем рабочем столе изящные журнальные оттиски на немецком языке. Взглянул на первую страницу и прочитал знакомую фамилию — Скопин. Ну, конечно же, это наш доцент. Сразу припомнил, что я знаю о нем. Факультетские зоологи очень сдержанно отзывались о своем пожилом коллеге. Дескать, мало в чем себя проявил. К тому же ему скоро исполняется шестьдесят, и он как будто собирается на пенсию.
Но когда я увидел две научные статьи, напечатанные… в серьезном берлинском журнале, то посчитал необходимым ближе познакомиться с Николаем Георгиевичем Скопиным.
— Слышал я, Николай Георгиевич, вы на пенсию собираетесь, на отдых? — спрашиваю его.
— Да, Евней Арстанович, устал. Очень прошу вас пойти мне навстречу.
Благодарю Скопина за журнальные оттиски, понятно, что он передал их мне с какой-то целью, спрашиваю:
— Может быть, этими статьями вы мне что-нибудь хотели сказать?
— Да нет… Никакой скрытой мысли не имел. Просто хотелось, чтобы перед моим уходом на пенсию обо мне подумали чуть лучше, чем раньше. Мол, все-таки старый доцент делает и такое, что находят интересным и за рубежом.
Я смеюсь. Он продолжает оставаться серьезным.
— Николай Георгиевич, может быть, вы мне расскажете о себе, своих занятиях.
— Отчего не рассказать, пожалуйста. Окончил Среднеазиатский государственный университет в 1938 году, а насекомыми стал интересоваться еще в студенческие годы. И не просто насекомыми — главным образом так называемыми жесткокрылыми жуками.
Я про себя подумал: надо быть большим энтузиастом, чтобы всю жизнь отдать жукам… И, словно подслушав мое невысказанное недоумение, Николай Георгиевич, преобразившись, утратив прежнюю скованность, увлеченно стал рассказывать о природе Центрального Казахстана и, конечно, о насекомых и прежде всего — о жуках. Негодовал, что люди порой неразумно вмешиваются в природу, нарушают в ней равновесие, злоупотребляя химикатами, применяя нерациональные агротехнические приемы.
Я решаюсь напрямик спросить его:
— А вы не думали стать доктором наук?
После некоторой паузы ответил:
— Когда-то думал, но упустил время. Ведь каждый год, выезжая со студентами на полевую практику, получал все новые и новые любопытные данные. Материал накапливался, а вот обобщить и систематизировать его так и не собрался, теперь, конечно, поздно…
И тут я перешел в наступление:
— Николай Георгиевич, вы уже настроились уходить на пенсию, а вам докторскую надо защищать и продолжать учить молодежь. Охрана природы стала у нас государственным, общенародным делом. А жуки разве не природа? Ваш опыт и знания не должны уйти с вами на пенсию. Будем считать, что вы о ней даже не заикались…
Он ответил не сразу. Можно было догадаться, что Николай Георгиевич принадлежит к тем людям, которые обдумывают свои решения медленно, а приняв, не меняют их. Наконец он произносит слова, которые меня, в общем, не приводят в восторг:
— Вам, вероятно, виднее. Что ж, могу и поработать.
…Прошло дней десять. Николай Георгиевич снова появился у меня в кабинете, на этот раз с огромной сумкой. Он извлек свыше шестидесяти оттисков своих научных работ и множество превосходно выполненных рисунков, изображавших в увеличенном виде части тел насекомых в соответствии с принятой в зоологии методикой. Его комментарии были интересными и обнаруживали глубокую эрудицию…
Мы с ним договорились, что в положенные шесть месяцев творческого отпуска он завершит и представит свою диссертацию, которая уже сейчас вырисовывалась достаточно убедительно.
…Кончилось все тем, что в Ленинграде, в Зоологическом институте Академии наук СССР Николай Георгиевич с блеском защитил докторскую диссертацию. Его оппоненты заметили, что в монографии, представленной доцентом Скопиным, научного материала хватило бы на две диссертации, ему надо бы защищаться лет 10–15 назад. Так в университете появился еще один доктор наук. Николай Георгиевич без устали занимается со своими студентами, передает им свою увлеченность. Однако теперь и к ректору он стал предъявлять свои требования. Дескать, надо создавать условия будущим молодым специалистам. Заполучив нового доктора, я приобрел и дополнительные неотложные хлопоты…»
Так как основной специальностью ректора университета была химия, он старался укрепить и химический факультет. Это было делом его профессиональной чести. Евней Арыстанулы считал также своим святым долгом поставить на новые, современные рельсы методику преподавания этой науки. Как профессор химии, он видел серьезные упущения в учебном процессе.
Начинать борьбу за глубокие знания надо было, во-первых, с подбора сильных, хорошо подготовленных преподавателей. Во-вторых, практические занятия, опыты в лабораториях необходимо было максимально приблизить к производству — металлургическим заводам и химической промышленности. Ректор готов был поднять преподавателей на уровень сотрудников научно-исследовательских институтов. Таким образом, ассистенты, старшие преподаватели химических кафедр через четыре-пять лет должны стать кандидатами наук, а кандидаты и доценты — докторами и профессорами. А пока на химическом факультете ректор — единственный профессор.
Цель, которую Букетов поставил перед коллегами на своем факультете, постепенно стала осуществляться: в том же году, когда основался университет, было открыто три новых кафедры. Через три года он довел их количество до шести. Сам Евней Арыстанулы вел факультативные занятия по неорганической химии, заведовал новой кафедрой физической химии. Надо особо отметить одно обстоятельство: во всех университетах Советского Союза было всего две кафедры квантовой химии, одна из них была организована в КарГУ… Этот факт свидетельствует о том, что в новом университете была начата коренная реорганизация преподавания химии. Нововведения проводились с далекоидущими намерениями. На факультете вошло в традицию приглашение молодых ученых-химиков из других вузов и НИИ, часто это делал сам ректор университета: так, из ХМИ Евней Арыстанулы пригласил несколько остепененных научных сотрудников, чтобы они совмещали практическую исследовательскую работу с преподавательской деятельностью. Это были: М. З. Угорец (Марк Залманович работал профессором в КарГУ, фактически до переезда на историческую родину — в Израиль), В. Г. Шкодин, З. М. Молдахметов, В. П. Малышев, М. Л. Ли, а также ученые-металлурги второго поколения — А. Б. Баешов, Ш. Д. Досмаганбетов, М. Ш. Шарипов, С. И. Жамбеков. Видимо, под влиянием отца Акелу Евнейкызы тоже перевелась в КарГУ, она специализировалась по квантовой химии…
Заслуги Букетова как руководителя огромного учебного заведения, его созидательная деятельность были признаны всеми. В 1972 году он был избран членом совета Государственного комитета по науке и технике Совета министров СССР. Это было высокое доверие, которого не удостаивался ни один ученый из Казахстана, кроме К. И. Сатпаева.
4 июля 1975 года республиканская молодежная газета «Лениншил жас» опубликовала статью Евнея Букетова «Как дела, художественный перевод?». По признанию самого автора, появление ее в печати было символичным: «После долгого молчания я вернулся к литературному творчеству, когда снова почувствовал, что появились свежие мысли, есть определенные идеи, которыми хотелось бы поделиться с читателями, выразить их художественно. А как это получилось, не мне судить…»