Но прежде, чем я успел двинуться, посетители синхронно схватили со столов ножи, вилки, осколки бутылок — и вонзили их себе в глаза. Скрежет металла о кость, чавканье, хруст. А в следующую секунду зал наполнился гулким смехом десятков глоток. Мёртвые хохотали так, будто услышали самую смешную шутку на свете.
— А теперь представь, что я могу сделать с твоей матерью, отцом, — произнёс хор голосов, а после ехидно добавил. — И маленькой сестрёнкой.
— Ублюдок! Я прикончу тебя! — срывая глотку, заорал я так, что даже вены на лбу и шее вздулись.
Во все стороны ударили волны силы, опрокидывая мебель.
— У-у-у, какой злой. Боюсь, боюсь, — дружно захихикал хор. — Но пора заканчивать этот фарс.
Из глазниц, из глоток, из ноздрей постояльцев полезли алые черви. Зал зашипел, как разорванный мешок со змеями. Сжав кулаки до хруста, я призвал снежную королеву:
— Снежана!
В яркой вспышке появилась прекрасная дева, одетая в белое убранство. От её тела во все стороны хлынул холод, чистый и безжалостный. Пол, стены, потолок, всё за долю секунды сковал лёд. Черви, падавшие из ртов постояльцев, замёрзли в воздухе и со звоном посыпались на пол, будто были сделаны из стали. А потом наступила звенящая тишина.
Лица покойников застыли в жуткой усмешке под прозрачным саваном льда. Я стоял посреди замёрзшего ада, сжимая рукоять катара. Сердце гулко стучало в груди, желая сломать рёбра и вырваться наружу. А я всё смотрел и смотрел в глаза покойных Петровича и Семёныча. Бедные старики. Нужно было раньше перебросить их в Калининград. На кой-чёрт я вообще основал артефактный завод в Екатеринбурге?
Проклятье! Мало мне было Императора, так теперь ещё и Король Червей идёт по моим следам. Он играет со мной, как дворовый кот с раненой крысой. Я должен… Барбоскин влетел в кабак вместе с десятком гвардейцев, один из которых поскользнулся на льду и приложился затылком об пол. Увидев, что всё пространство покрыто льдом, Барбоскин выругался, но быстро взял себя в руки.
— Михаил Константинович, что происходит?
Я указал мечом на застывшие тела и ответил:
— Нас посетил Король Червей. Выруби пару человек изо льда. Аккуратно. И доставь их к Преображенскому. Пусть он изучит червей. Мне нужен ответ, сможет ли профессор придумать лекарство от этой напасти, или всё безнадёжно?
Барбоскин кивнул, а лицо его побелело. Он отдал приказ гвардейцам, и те с опаской начали колоть лёд вокруг тел, освобождая двух мертвецов с застывшими гримасами. Лёд трещал и ломался, прямо как моя надежда на беззаботное будущее. Я уже собирался покинуть кабак, когда воздух возле стены дрогнул. Из тени вышел Виктор Павлович Ежов. Его взгляд был тревожен, а голос дрожал:
— Ми-михаил Константинович, в аномальной зоне всё плохо. Повсюду заражённые твари, они сражаются с ещё не заражёнными. Даже не так. Незаражённые сами ищут инфицированных и рвут их в клочья. Такое ощущение, что сама природа решила стереть с лица земли эту пакость.
Я нахмурился, а в груди проснулось любопытство, смешанное с тревогой.
— Значит, даже разломные твари чувствуют, какую угрозу он несёт…
В голове мелькнула мысль: если сама аномальная зона противится распространению червей, то благодаря этому я смогу выиграть немного времени. Времени, которого вечно не хватает.
— Благодарю за донесение, — бросил я Ежову и достал из кармана телепортационную костяшку, чтобы отправиться в Калининград.
Мир погрузился во тьму, по ушам ударил оглушительный хлопок, и я очутился на центральной площади Калининграда.
Вечерний свет падал сквозь витражные окна особняка Шереметевых, окрашивая зал в тёплые радужные тона. Тишину нарушал только треск дров в камине да разговор двух человек.
— Я не понимаю, — голос жены Шереметева дрогнул, в нём слышались и тревога, и боль. — Ты ведь сам знаешь, что Император чудовище. Зачем же ты по-прежнему ему служишь?
Князь Шереметев, высокий седой мужчина с усталым лицом, стоял у окна, заложив руки за спину. Его взгляд был прикован к улице, но мысли витали далеко отсюда.
— Я служу не человеку. Я служу Родине, — медленно произнёс он, его голос звенел, как заточенный клинок.
Анатолий Захарович повернулся к жене, и в глазах его загорелся тот же холодный огонь, что когда-то зажигал сердца воинов его рода.
— Мои предки умирали за Россию, — продолжил он. — За её поля, города, за её народ. И если сегодня Родину возглавляет Иван Васильевич, то такова моя ноша. Быть верным чудовищу. Потому что важен не он сам, важны идеалы, которым мы следуем поколение за поколением.