Выбрать главу

Вольф поставил ногу на грудь Архарова и заглянул тому в глаза.

— В аду тебя уже заждались, — сказал Вильгельм и погрузил клинок в грудь Архарова, неторопливо направляя лезвие в сторону сердца.

Константин Игоревич захрипел, из лёгких со свистом вырвался воздух, а в глазах появилось осознание что это конец. Но прежде чем меч успел оборвать жизнь Архарова, в тёмном углу портала возникла фигура, потом ещё и ещё одна.

— Отойди от него, ублюдок, — прорычал Юрий, выбросив вперёд руку.

Из его ладони ударила мощная струя пламени, заставившая Вольфа отпрыгнуть в сторону. Вильгельм захохотал, а эхо подхватило его смех, разнося по подвалу.

— Будешь висеть рядом с папочкой над моим камином, — произнёс Вольф и слизнул кровь Архарова с лезвия клинка.

Но тут из тьмы выступили две оставшиеся фигуры. Максим Харитонович, его глаза были черны, как бездна. Тьма вокруг него колыхалась живым дымом, превращаясь в сотни щупалец. Правее стоял Артур, источая холод, от которого воздух начал искриться.

— Не обессудь, но единственный, кто тут будет висеть, так это ты, когда мы тебя повесим на центральной площади, — усмехнулся Максим Харитонович.

Вольф не ответил. Его меч полыхнул светом четырёх стихий, и он ринулся вперёд. Тьма, огонь и лёд выступили ему навстречу. Зал озарился ослепительными вспышками. Магия ревела, стены содрогались. Последний выживший волк ринулся на Артура, но тот ответил ледяной бурей, превратив зверя в ледяную статую, которая тут же рассыпалась на мелкие осколки.

Вольф был хорош. Невероятно хорош. Его клинок пел оду смерти, нанося порезы, проколы и рваные раны. Максиму Харитоновичу он едва не отрубил руку, Юрия ранил в живот, а Артуру пробил бедренную артерию. Кровь, пульсируя, вырвалась из раны на бедре Артура, но тот лишь буднично заморозил рану и вернулся к сражению. Вольф же отбивался, словно зверь, которого загнали в угол.

Щупальце, сплетённое из тьмы, хлестануло по лицу Вильгельма, сорвав с него маску. На абсолютов уставилось одноглазое чудовище. С его лица будто срезали кожу.

— Ох, мать моя женщина… — ахнул Максим Харитонович. — Кто тебя так учил бриться? Когда бреешься, нужно срезать бороду, а не кожу.

Артур и Юрий захохотали, а вот Вольф впал в ярость.

— Старый ублюдок! Тебя я убью первым!

Клинок со свистом рванул к глазнице Максима Харитоновича, но чёрные щупальца оплели руку Вольфа, остановив его выпад. В ту же секунду Артур и Юрий синхронно нанесли удар с разных сторон. Ледяной клинок Артура вошел под рёбра Вильгельма. Пламенный меч Юрия отсёк руку, державшую клинок.

— Твари! Я ещё вернусь! — взревел Вольф, извернулся и исчез в яркой вспышке света.

— Приходи. Мы с радостью тебя добьём, — улыбнулся Максим Харитонович.

Пыль осела. Три волка лежали на каменном полу неподвижно, четвёртый полз незнамо куда. Юрий подошел к нему и проявил сострадание, вогнав меч в череп. Воздух пропитался зловонием крови и палёной плоти. Константин Игоревич лежал, улыбаясь. Его глаза смотрели в пустоту.

Глава 26

Дыхание со свистом вырывалось из груди Архарова. Перед глазами плыли чёрные пятна, тело подёргивалось от то и дело простреливающих волн боли. Однако, он улыбался.

— Отец! — вскрикнул Юрий, нависнув над Архаровым.

— Никогда бы не подумал, что смогу сражаться с абсолютом наравне. Кхе-кхе! — закашлялся Константин Игоревич, выплюнув кровавую слюну.

— На равных? По-моему он тебя размазал без особых усилий, — усмехнулся Максим Харитонович. — А значит, не смей подыхать, подлец. Ты ещё должен отомстить этому проклятому собачнику.

— Да пошел ты, старик. Кхе-кхе! Я… почти… выиграл. Если бы вы не вмешались… — сбивчиво проговорил Архаров и снова закашлялся.

— Если бы мы не появились, то твоими потрохами полакомились бы волки, — закончил фразу Артур.

— Один волк. Остальных я порвал, — самодовольно заявил Архаров и потерял сознание.

Юрий сжал кулаки так, что костяшки побелели. Артур закатил глаза и вздохнул:

— Юрка, папаша твой, конечно, тот ещё дурень.

— Дурень, но духовитый, — кивнул Юрий.

— Кто ж спорит? Духа ему не занимать. Главное, чтобы не помер, — философски произнёс Артур и склонился над Архаровым. — Понесём в лазарет или…?