— Снова вы, — оператор приветливо улыбнулась.
На этот раз у неё было всего две руки: её земной двойник имел более человеческий облик.
— Я пришёл за «В»-кодом, — Гримаски волновался как тогда, в первый раз, когда отправился на поиски Невери.
— Вижу, что заработали, — женщина включила сканер: маленькую коробочку, размером с батарейку. — Сделано! Старый код будем сохранять?
— Это сколько-нибудь стоит?
— Три кредита.
— А что у меня осталось после перекодировки?
— Два кредита.
— Понятно. Тогда, естественно, не будем.
— Сделано! Старый код удалён. У вас «В»-код. Поздравляю.
— Спасибо, — Гримаски вздохнул. — Теперь найдите мне Невери.
— Я вам этого не советую.
— Вы что, женщина? Вы, вообще, в своём уме?! — Гримаски разозлился. — Сидите тут… только и знаете, что руками своими размахивать!
— Значит, вы просто не в курсе. Странно, уже неделю назад сообщили об этом.
— О чём?! О чём я не в курсе?
Оператор вывела информационное сообщение перед Гримаски, который, слушая, медленно оседал в пустоту:
— Команда космических джамперов недосчиталась лучших своих спортсменов, — голос звучал бесстрастно, словно читал прогноз погоды на завтра. — Невери и Кейт, достигнув полного слияния в атмосфере Венеры, не смогли вернуться обратно на Землю, попав в энергетические потоки, пришедшие из тёмной Вселенной. Они распались на атомы и рассеялись по обе стороны Млечного Пути. Красная Тара скорбит об ушедших спортсменах и передаёт…
— Этого не может быть, — Гримаски покачал головой и умоляюще посмотрел на оператора. — Разве не сохранилось копии?!
— Вы же знаете, что цифровые клоны «В»-кода на Красной Таре запрещены, — сухо ответила оператор. — Погодите… остался только её «А»-код — тот, с которым она пришла на Красную Тару, — она коротко взглянула на листок бумаги, потом на Гримаски. — Но там почти ничего нет: Невери всё перенесла на «В»-код. Остались только детские воспоминания и…
— Где она? — Гримаски решительно встал на ноги.
— Зачем вам это? — в голосе женщины послышалось участие. — Невери даже не вспомнит вас.
— Перенесите меня к ней!
— Сделано, — тихо сказала оператор и исчезла вместе с бумагами и столом.
Белокурая девочка лет двенадцати осторожно потрогала воду и тут же отдёрнула ножку, весело рассмеявшись. Несколько капель попало на платьице, и она быстро отряхнула его, украдкой взглянув на родителей.
— Пап! Мам! Ну, когда мы будем купаться?
— Невери, дорогая, давай в другой раз? Мы с папой немного устали, хотим просто полежать на травке и немного отдохнуть.
Небольшое облачко сгустилось над головой девочки и тут же рассеялось без следа.
— Ты можешь искупаться, Невери. Я прослежу, чтобы ничего не случилось, — раздался голос над её головой.
— О, ты снова со мной! — девочка посмотрела вверх, на синее небо, и ладошкой прикрыла глаза от яркого солнца.
— Я никогда не оставлю тебя, Невери.
— Ты так и не назвал себя, — девочка села на берег и обхватила коленки руками.
— Зови меня Грими, — голос прошелестел среди деревьев и легким ветерком коснулся локонов девочки. — Просто Грими.
Константин Волков
Паучара
Немного соли, едва уловимая перечная нотка и кубик льда; в этот раз кухонный синтезатор всё сделал правильно. Лизавета хотела отпить ещё один малюсенький глоточек, но тут помещение сотрясла мелкая дрожь и босая нога скользнула по мокрому после уборки полу. Неловкий взмах рукой, и густая красная жижа забрызгала сарафан.
— Дура криворукая! — в сердцах обозвала себя Лиза и шваркнула пустой стакан об стену. Если б ей сказали, что алые пятна, заляпавшие любимый наряд, — вовсе не конец света, что конец света случится чуть позже, минут за пять до полуночи, разве бы она поверила?
Стянув сарафан через голову, Лизавета беспомощно его осмотрела. Ужас! Ткань и так после многочисленных стирок сделалась сероватой, под мышками и вовсе приобрела стыдно-жёлтый оттенок, а оборки скрывали следы штопки, но для Лизаветы этот сарафан всё равно самый-самый лучший, потому что — она позволяла себе так думать — модный и, вдобавок, сшитый из натуральной ткани. Конечно, если можешь слетать за новым (пустяки, сто парсеков в один конец), тогда нет повода для расстройства! Но Лиза не могла. И никто на этой планете уже двенадцать земных или девять местных лет, не мог.
Дёрнул же чёрт нарядиться! Добро бы вечером, а сейчас перед кем красоваться? Перед детьми? Захотелось ей, видите ли, праздника! Вот и получила!