А как понял, что видит, покрылся холодным потом и, воровато оглянувшись, резко навалился на дверь сейфа, закрывая ее ко всем чертям. Провернув массивным штурвалом по часовой, закрыл замок и несколькими движениями по двум крутилкам сбил кодовые комбинации.
Дверь снова была надежно закрыта.
Тиллман выдохнул и отошел в сторону, глядя на результат своих трудов. Потом рухнул обратно в кресло и трясущимися руками раскурил новую сигарету.
К демонам рацию, к демонам лампы. Форму купит, патроны спишет.
Фред Тиллман не был идиотом и прекрасно понял, что в сейфе проходил эволюцию какой-то близкий начальству Корпуса человек. Несложно догадаться – по искалеченной ванне, по мешкам с мудреными надписями. У них на весь взвод была одна такая ванна – вместе проходили, получая первый уровень «выносливости до трехсот фунтов», чтобы таскать на себе уродливые, но сумасшедшие по силе арбалеты, когда началась кутерьма в Сан-Диего. Тут – на одного человека.
И этого человека ждали почетным караулом все три года.
Фред Тиллман не стал бы сержантом, если бы не умел правильно смотреть и делать верные выводы. И он видел на полу сейфа две пары следов – пол был покрыт взвесью какого-то порошка. А еще он видел два разных отпечатка ног, словно въевшихся в металл монструозного вида ванны. Один – крупнее, под обладателя солидных форм, начальственного брюха… Такому темно-синий костюм был бы по размеру. Второй размер следов принадлежал молодому человеку – такому, знаете ли, харизматичному, безобидному с виду…
Во всяком случае, «точка пять» – не самое плохое место на карте.
Начальство найдет для Фреда Тиллмана место гораздо дерьмовее и закатает его туда до конца жизни, если узнает, что из сейфа вышел не тот человек, которого они ждали.
Так что…
Никто не выходил, он никого не видел.
Глава 1
То, что эта мрачная ржавая ерунда, гремящая составленными внахлест железными листами, прикрывавшими колеса – местный рейсовый автобус, верить не хотелось просто из чувства самосохранения. Мне ж на нем ехать, не дай Бог…
Когда-то это было самосвалом и таскало за собой тонн тридцать щебенки – металлическое корыто кузова тянулось назад метров на двадцать. Борта самосвала с тех пор были наращены на метр вверх и накрыты навесом из профлиста. В железе по бокам сделаны вентиляционные отверстия – где просто неровно просверленной перфорацией – по низу и центру, где и полноценными окнами – вверху. Получался своеобразный корабль, где на первом ярусе – он читался по следам сварки, идущей вдоль кузова – находились те, кто победнее, готовые ехать сидя в металлическом корпусе, а ярусом выше люди побогаче могли прикупить полноценную комнату-кубрик. Был и третий ярус – в виде плетеных шарообразных корзин, закрепленных на веревках снаружи – по бокам. Выглядели они как птичьи клетки и слегка покачивались на ходу, хоть и были привязаны по месту за кузов. Прикрытие от дождя там было условное – под общим навесом над кузовом всей машины, который выступал едва ли на метр, а от ветра могло помочь только везение – если тот будет задувать с другого борта. Но спрос, видимо, был – даже они были заняты полулежащими там людьми, укрытыми разноцветными одеялами. С каждой стороны машины я насчитал двенадцать корзин-клеток, из которых пустовало только три, да и те находились в самом конце, хоть и были подвешены повыше остальных – ближе к «элитному номеру» с пластиковым окном. Видимо, чтобы пыль из-под колес не сильно летела. Над каждой корзиной еще и номер был крупно написан белой краской по ржавому.
Честно, я надеялся на добронированный автобус, а не на вот такое. Даже пропустил бы, не выходя на дорогу, подумав, что едет нечто постороннее – но над лобовым стеклом красовался огромный баннер «Едем в Сан-Франциско, крошка!».
Хотя, если вспомнить торговцев, навещавших «Грин Хоум» – примерно на таком они и передвигались. Только до плетеных клеток на внешнем подвесе не додумались.
Но этот рейс шел в большой город – и спрос явно превышал объем сидений внутри. А раз так, то отчего-то бы не заработать. Людей силком же не загоняют…
Грузовой автобус, на самом деле, ехал где-то в километре от меня – я пока что его еле-еле слышал. Но видел отчетливо – слово над ним была подвешена камера.
Новая грань таланта, эволюция непонятно какого уровня, давала объемную и подвижную картинку над головой в радиусе нескольких кварталов надо мной – не всего объема сразу, но ту самую «точку обзора», которую можно было двигать, цеплять усилием воли за подвижный объект и менять угол наблюдения. Внутрь здания обновленный талант не проникал (разве что в окошко подсмотреть) и минут через пять применения начинал давить в висках отголосками будущей мигрени. Но даже так – очень круто.