Амелия вчера даже обрадовалась, когда поняла, что мне ниже пряжки ее преследователи. Подумала, наверное, что я такой крутой — что, в общем-то, правда… Но ее погоня даже не в десятке желающих заполучить мою шкуру и повесить себе на стену. Так что рассказ я слушал спокойно, без взволнованных расхаживаний туда-сюда и тревожных взглядов в окно: не едет ли сумасшедший профессор с ручными возвышенными запредельных уровней?..
Вот покажись на горизонте Марла с ананасом в руках — я бы заволновался…
А так — в очередь, в очередь — в самый дальний ее конец…
Поэтому, заметив, что я спокоен — и Амелия успокоилась, довольно сжато рассказав, что с ней было в эти пять лет.
Как она призналась потом, я — не первый, кто слушал ее историю. Иногда ей хотелось мнения со стороны, оценки, сочувствия… Только я был первым, кому она не стерла память, завершив.
Когда случилась Беда, семью: отца-ученого, мать-ученую и их тринадцатилетнюю дочку Амелию — вывезли в исследовательский центр, срочно организованный в Твин Фоллс, штат Айдахо.
Инфраструктура центра, основанная на естественных горных пещерах, позволяла обходить ограничение на использование электричества — собственные мощности по генерации были запрятаны внутри скалы. Имелась компьютерная сеть, вычислительные сервера; имелся подземный кабель связи с другими центрами, раскиданными в горах и лаборатории различного профиля. Имелись запасы продовольствия, чистая вода и системы фильтрации, безопасность и сотни семей ученых, свезенных со всей страны.
Так что пока в городах Америки царили мародерство, грабежи и безвластие, под горами в Айдахо под чутким присмотром военных велось исследование черных обелисков и парадокса эволюции.
Разумеется, исследованиями занимались родители — дочка, хоть и умненькая, была весьма далека от прикладной науки. Примерно училась, читала книжки, играла в игры. С друзьями было чуть сложнее: в организованной для детей сотрудников школе ее сунули на несколько классов вверх, посчитав, что знаний достаточно. Да и классы старались максимально укрупнять… Так что оказалась девчонка среди кобыл на четыре-пять лет старше.
Этот момент Амелия обошла стороной, но, думаю, выпускной в их школе все-таки был. Но место в нем для мелкой Амелии — наверняка, не нашедшей пару — было в какой-нибудь каморке, подпертой шваброй, зареванной, осипшей кричать призывы о помощи… В общем, думаю, в тот раз все прошло не очень удачно. Иначе я не знаю, почему ее так заклинило именно на выпускном вечере, что операцию в Уэлсе она упрямо строила вокруг него.
Первой умерла мама Амелии. Кончились таблетки, которыми она сдерживала хроническую болезнь, найти новые было невозможно, и семья решилась на ее возвышение — в лаборатории знали, что эволюция исцеляет тело.
То ли кто-то недоглядел, то ли они еще не выяснили прямую зависимость затребованного у Обелиска и необходимых на эволюцию ресурсов… Но вместо нового таланта и здоровья мама получила Искажение — наказание Обелиска, когда в подготовленном растворе меньше реагентов, чем нужно, но все-таки больше десяти процентов от нужного количества.
Искажение блокирует восстановление тела — любое восстановление, не важно, естественное, медикаментозное или чужим талантом. Я видел, как выглядит иссушенный Искажением человек, которой даже при поддержке возвышенной-целителя еле-еле существовал после серьезного ранения. А тут — хроническое заболевание, обострившееся без лекарств…
В общем, пока согласовывали выделение дополнительных ресурсов, чтобы завершить эволюцию, Амелия осталась сиротой.
Дома стало некому готовить, друзей не было, так что девчонка обычно допоздна оставалась с отцом в лаборатории. И понятия не имела, что папаня после смерти супруги основательно пересмотрел жизненные приоритеты.
Сложно винить в этом, когда ты ученый, честно работаешь на государство — через тебя проходят реагенты на миллионы долларов — но ты не можешь их применить без десятка подписей на жалкой бумажке, чтобы спасти любимую.
Отец Амелии стал воровать реагенты со складов. Разумеется, самих реагентов он не касался, не перевозил их со склада на склад и не прятал по пустующим помещениям. Зачем?..
Он делал хитрее: списывая инвентарные номера на неудачные (или вовсе не проведенные) эксперименты и завышал сырье и реактивы до верхних границ расходования.