Это выглядело так, будто я одела саму ночь. Цвет заставлял мою кожу выглядеть, как сливки; безупречно, а не просто бледно. Платье нежно сглаживало каждый изгиб, как если бы оно было кем-то, кто знал каждую линию и впадину, каждую дугу моей формы. Оно было немного интимным, и тепло разлилось по моей коже.
Но самое удивительное, что, когда я смотрела в зеркало на своё отражение, оно казалось мне более знакомым, чем за эти недели.
Когда я, наконец, оторвала глаза от него, я открыла шкаф, чтобы посмотреть не было ли в нём обуви. Там не было. Я поискала в других местах, где я подумала, могла бы быть обувь, но не увидела коробки.
Или, точнее, я не увидела коробки с обувью. Пока мои глаза бродили по комнате, я встретила небольшую коробку на встроенной тумбочке, которая была частью кровати. Маленькая, чёрная, бархатная коробочка.
Коробочка для драгоценностей. Она скрывала бежевого цвета конверт. Я открыла его дрожащими пальцами и развернула записку так тщательно, как только могла. Моё дыхание перехватило, когда я прочитала слова, написанные почерком Ноя.
Это принадлежало моей матери, но оно было предназначено для тебя.
Моё сердце громило грудную клетку, и пульс трепетал под моей кожей, когда я положила записку и, наконец, заглянула внутрь.
Глава 44
Там был тёмный драгоценный камень цвета полуночи, и он сверкал, как огонь. Сто или более алмазов петлёй окружали сапфир и превращались в длинную нить, которая раскрутилась в моей ладони. Я никогда не держала ничего столь драгоценного. Я почти боялась надеть это.
Почти.
Я взглянула на дверь. Я почти ожидала, что Ной появится, чтобы надеть мне это на шею, но он не сделал этого, поэтому я сделала это сама. Ожерелье было тяжёлым, но вес ощущался неплохо, так или иначе, на моей шее.
Я завязала волосы в узел, а затем вышла из комнаты. Мои босые ноги были преимуществом на узкой
лестнице, пока я поднималась на палубу, где, я знала, что увижу Ноя. Моё сердце билось быстро, и я закусила губу, когда вышла.
Его не было там.
Озадачивающе. Я медленно выдохнула, я не понимала, чем мне заняться и огляделась вокруг. Мы были далеко от пристани сейчас,плывущие в большом, тёмно-бирюзовом водном пространстве, усеянном многими другими лодками. Клубки водорослей плавали на поверхности, следы пены от другого катера цеплялись к воде. Другие люди тоже были; некоторые кричали в трубы, другие запускали воздушных змеев с палуб своих катеров. Старик проплыл, взбивая пену, мимо нас, с неоновыми зелёными очками на своём покрасневшем лице и неоновой розовой кружкой пива в руке. Опрятный студент колледжа в клетчатых шортах и тупой маленькой соломенной шляпе пилотировал на своей блестящей яхте, которая взорвала воздух бессмысленной лирикой и пульсирующим, навязчивым ритмом. Он бросил окурок в воду. Тупица.
А потом, когда мы проплыли под красивым, старомодным белым мостом, усеянном уличными фонарями, пейзаж вокруг нас изменился. Мы проплыли мимо поля для гольфа, усеянного пальмами с одной стороны и красивых домов, выстроившихся на противоположной стороне берега. Дворы были густыми с персиковыми и оливковыми деревьями, или розовые сады с беседками, окружающими теннисные корты. В одном дворе стояла лестничная рама, чтобы по ней извивались живая изгородь соответствующей формы. Дом за пределами сада был огромным, в тосканском стиле, с многоуровневыми арками, охватывающими длину от пола до потолка.
Я прислонила руки к перилам, рассматривая шикарные особняки; современное стекло, и чудовищная сталь, и попытка очарования расползались в старых домах. Лодка мягко покачивалась под моими босыми ногами. Я провела так много времени в плохом самочувствии в эти дни, что была удивлена, что не чувствовала себя больной на катере.
Взрыв громкой музыки наполнил мои уши, и я подняла глаза. В одном из домов кто-то включил огромную акустическую систему. Я услышала сердитый вопль гитар и грохот электроники на заднем плане, и рычащий крик певицы о вреде, и злоупотребление, и спасение себя.
Мы проплыли мимо коробчатого дома, который, как я догадалась, относился к шестидесятым годам, а затем перед нами предстал большой белый особняк с высокими окнами, который стоял над водой. Греческие статуи замысловато граничили с ландшафтным газоном, и что-то в этом чувствовалось...