Воронежская верфь с каждым днем становилась все толковее. Прибыли в распоряжение Жиганова полуторки — подвозить тяжелые бревна со склада. На новом скелете баржи, на пахнущих свежей сосной распорках и шпангоутах, верхом сидели плотники, приколачивали доски обшивки. Лева Качаев обивал жестью носовую часть судна. Иван Сидоренко отковывал крюк для прицепного каната. Секретарь крайкома слово сдержал, добыл несколько бочек смолы, бригада оборудовала в старом сарае печь.
Прошло несколько дней, и река начала очищаться ото льда. И сразу в Хабаровске и его окрестностях стало теплее. Баржа уже была готова — приземистая, янтарно-желтая, просмоленная до самой ватерлинии, которую Вася на глазок отчертил охрой.
Вместе с теплом примчалась в Воронеж на велосипеде смазливая девица в белом по-летнему платье, огненно-рыжая и с фотоаппаратом. Жиганову она представилась так:
— Тихоокеанская звезда.
Расставила треногу возле самой баржи и принялась щелкать затвором заморского аппарата «Кодак».
— Х-хто? — переспросил Вася. — Какая такая звезда?
— Держи, темнота, — ответила девица и протянула Жиганову сложенную вчетверо газету, которая имелась у нее с собой.
Вася на «темноту» обиделся, газету отбросил и скомандовал полным голосом:
— Кончай фотографировать объект! Кажи документ! Сейчас разберемся, какая ты звезда и кем сюда заслана…
На шум начал сбираться народ, окружая плотным кольцом рыжеволосую гостью. Кто-то присвистнул.
— Вот это мадам!
— Гляди, часики! Не иначе — золотые.
— Агент империализма, — решил парень с гармошкой за плечом, нижегородский здоровяк.
— Я тебе дам агента! — звонко ответила девушка. — Не трожь аппарат, а то тресну по кумполу!
Гармонист захохотал от такой пискливой храбрости, вскинул гармошку и грянул заливистым перебором.
Документ у гостьи нашелся — красная книжечка. Жиганов взял книжечку, хмуро покрутил ее, отошел в сторонку. К гостье же протиснулся долговязый плотник в галифе и майке, лихо перебросил папиросу в угол рта:
— Прошу на тур вальса!
Гармонист послушно «выдал» плавную мелодию, плотник скинул галоши, надетые на сапоги, крендельком выгнул локоть.
— Жги, Федя, — одобрили в толпе. — Я следующий!
Девушка коротко поглядела на долговязого Федю, вздохнула и взяла его под руку. Но тут плотник как бы споткнулся, ничком плюхнулся на землю, рука его оказалась заломленной за спину.
— Пусти, малахольная! — закричал он сдавленно, ковыряясь лицом в траве. — Кость повредишь!
В наступившей враз тишине Жиганов пояснил:
— Болевой прием. Учитесь, товарищи…
— Ну и баба!
— Не баба, — сказал Жиганов, возвращая девушке документ, — не баба, а корреспондент краевой газеты «Тихоокеанская звезда».
Толпа загудела.
— Привет корреспонденту!
— Разойдись, ребята, нечего глазеть!
— Предлагаю коллективно подписаться на эту самую «Звезду»!
— Отказываюсь, — сказал долговязый Федя, разминая запястье и снова влезая в галоши…
По случаю сдачи первого объекта будущей комсомольской стройки из города в поселок Воронеж прибыл духовой оркестр. А к вечеру седьмого мая отшвартовался пароход, присланный за добровольцами. Второй такой же грузится в Хабаровске. Держал речь Листовский:
— Товарищи! Сегодня в Пермское отправляется первая группа комсомольцев. Ситуация такая: пароход и баржа смогут взять только половину десанта.
Митинг встретил эти слова неодобрительным гулом.
— А как же остальные?
— Не было уговору здесь сидеть!
— Как-нибудь уместимся на двух судах!
— Нельзя, товарищи, — сказал Листовский. — Четыреста человек и не одним больше, пароход не резиновый. И плюс сто человек — баржа. Какая отсюда задача момента? Отвечаю: воронежскую верфь не ликвидировать, а продолжить работу по строительству барж. Есть предложение оставить в Воронеже за главного Василия Жиганова, а также указанных им людей.
— Надо — так надо, — ответил Жиганов.
— Задержаться придется недели на две. А может, и меньше того: решается вопрос о выделении еще одного парохода. Но баржи все равно понадобятся. Почему? Потому что первый десант — не последний.
Тем временем пятеро человек застропили корму баржи, готовясь спустить ее на воду.
— Давай! — скомандовал Жиганов.