Обнаружил это Иван Христофорович в предвечернее время, когда, прошагал уже порядочно верст на восток. И заметил впереди по курсу еще одну сопку. И перед ней — марь. И перед марью — сломанную осинку.
Он обошел свою сопку вокруг! Вот в чем дело! Но ведь компас ясно указывал дорогу на восток…
Значит, здесь, именно здесь магнитный железняк. Или, на худой случай, кварцит. Под марью?
Он нашел у болота ягоды — морошку. Подкрепился. Наломал хвойных веток, устроил себе постель. Спать почти не мог, не спалось, глядел на далекую Полярную звезду — она стояла высоко, железно-холодная, одинокая. Ноги, зябшие в тесных сапогах, обернул сухой травой. Но все равно было свежо. Забылся только на рассвете. Утром пал иней.
Ежась и разминаясь, он побрел по краю мари к сопке, усыпанной палыми деревьями. Стволы лежали, громоздились по всему склону. Темнели провалы, похожие на воронки. Он снова удивился этому: сосны и кедры вываливались вместе с почвой и корневой системой. Почему? Он спрыгнул в одну из неглубоких воронок-ям, ковырнул днище молотком. Под тонким слоем земли глухо звякнул камень. Вот в чем дело! Деревья росли на скалистом ложе и подмытые, должно быть, дождями, рухнули — им не за что было как следует зацепиться.
Отбил кусок камня на дне.
Осколок зернисто блеснул. Он приподнял его, почувствовал холодную тяжесть, оттер о штаны. Это был хорошей концентрации железистый кварцит.
Иван Христофорович засмеялся. Сначала беззвучно, потом громко, хрипло.
Ему ответил, как эхо, близкий рев. И беспорядочный треск сучьев.
— Выходи! — закричал Севенард и вскинул ружье, взвел дрожащими пальцами курок.
Он прислушался к возникшей тишине и явственно уловил чужое дыхание. Вон за тем кривым стволом. Нет, за кучей прелого валежника. Или справа, за частоколом пустотелых, сгнивших берез? Кто-то глядел на него, кто-то следил полковника, пока он бродил и плутал по тайге. Караулил пристально. Иван Христофорович пальнул наугад в сторону березок, они посыпались на землю, как строй безоружных солдат. И побежал.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Даже сейчас, столько лет спустя, подрагивают жилы на шее старика, когда вспоминает он смешное свое, унизительное бегство от горбатого медведя — непуганого, надо думать, зверя и нахального в своей непуганности.
Он миновал обходом одно болото, миновал другое, все чуя позади себя преследование. Потом треск сучьев ушел в сторону и затих. Открылись на северо-западе две гряды сопок, напоминающие в своей совокупности седло. В излучине, седловине, обозначился снежный хребет.
Севенард достал компас, засек новое направление на юго-запад. Отныне он будет строго держаться этого курса, не отклоняясь. Иначе не вернуться в стойбище.
Набрел, пересекая торфяную гарь, на теплый островок леса. Будто в ласковое лето окунулся. В рощице гостеприимно шелестели рябины, увешанные оранжевыми, почти спелыми кистями. Еда…
Божий покой господствовал вокруг.
Облака слоились на высоком небе, мшистые сопки тянулись к небу зубчатыми пиками старых елей. Парил сокол. Над седловиной, в немыслимой дали, сверкала снежная вершина. Вот луч клонящегося солнца упал на подножья сопок и зажег ответное сияние — озолотился поток…
Если когда и был счастлив Иван Христофорович — то именно там, на теплом лесном островке посреди таежного мира. В виду осенних пространств, наполнивших его восторгом.
Сколько раз он искал потом островок — не находил.
Может, показалось ему, что есть он на белом свете, может — свели островок новые люди…
Пробыл Иван Христофорович в рощице недолго. Сияющая речка позвала его, указывая дорогу в стойбище. По Силинге добрался он до гранитной скалы, испещренной рисунками. И снова взял удачные пробы на железистый кварцит. Процентов пятьдесят чистого металла. В окрестностях скалы нашел много разрывных нарушений, по формам залегания слоев определил: поблизости могут быть новые обнажения и выходы руд на дневную поверхность. Здесь же, присев на валун подле реки, набросал в планшете первую схему месторождений долины халдоми — прикидку своей будущей, драгоценной геологической карты.
Неделю спустя он снова был у скалы. Уже экипированный с умом. Помнится, в оленьих ичигах и кожаных трапперских штанах. Имел при себе трут и кремни, топор и лопатку, сушеное мясо.
Издали заметил дымок у скалы. Остановился, залег неподалеку от берега Силинги в кедровом стланике, прижал к глазницам окуляры бинокля.