Плавания в основном практиковались в пределах видимости берега, но они были достаточно далекими, так как можно обойти почти все Эгейское море, не теряя из виду сушу. От острова к острову, от архипелага к архипелагу, от Европы к Азии. Страх перед пучиной быстро уступал место уверенности в себе, порою, быть может, даже излишней. Освоили греки и ночные плавания. Уже во времена Одиссея мореходов вели в открытом море звезды, созданные Атласом и разбитые на созвездия мудрым кентавром Хироном, составителем первой карты звездного неба (ею пользовались аргонавты), изобретателем армиллярной сферы, учителем и наставником многих выдающихся личностей, полубогов и героев. Гомеру известны Сириус и Орион, неоднократно он называет Плеяды, Волопас и Медведицу (имеется в виду Большая Медведица).
Если представлялась хоть малейшая возможность, на ночь корабли приставали к берегу, чтобы команды как следует отдохнули (на древних судах не было даже намека на комфорт, если не считать вышеупомянутого ковра на палубе). В виду берега паруса убирались, мачта спускалась на канатах внутрь корпуса и закреплялась в специальном гнезде - гистодоке, гребцы брались за весла и подгоняли корабль к берегу кормой вперед (чтобы не сломать или не завязить таран). Может быть, поэтому украшению кормы уделялось основное внимание. Ее приподнятая, изогнутая и разукрашенная часть, носившая название «афластон» или «коримб», чаще всего представляла собой пучок стилизованных птичьих перьев, изящно скрепленных имитацией броши. «Тонко резанная корма» Тесеева корабля была его «визитной карточкой». Если корабль попадал в хорошо оборудованный порт, с носа отдавали каменный или железный якорь, корму швартовали к причальному камню и спускали с нее широкую сходню для погрузки и выгрузки команды, пассажиров и их багажа, а также скота.
Обычно корабли имели два железных однолапых или двулапых якоря - на носу и на корме, и у греков была поговорка: «Кораблю на одном якоре, а жизни на одной надежде не выстоять». Клюзов тогда еще не придумали, да низко сидящие суда и не испытывали в них нужды. Поэтому якорь крепился прямо на палубе. Лапа его, хотя и называлась «зубом», представляла собой простейший беззубцовый крюк, и лишь позднее ее стали снабжать зубцом. На верхней оконечности веретена крепился рым для якорного каната и для буйрепа, соединяющего якорь с пробковым буем, чтобы потерявшийся якорь можно было отыскать.
Украшение кормы. Деталь барельефа.
Якорь и его крепление на борту судна. Деталь рельефа колонны Траяна.
Вот как выглядел порт сказочных мореходов феаков:
Требования к стоянке кораблей были просты: отлогий берег, удобный для вытаскивания и спуска судов, наличие питьевой воды и защищенность от волн и ветра. Но порты, подобные феакийскому, были редкостью. Чаще ночь заставала морехода где-нибудь в пустынной местности, и здесь он совершал тот же ритуал, только вместо швартовки корабль вытаскивался на берег, ставился на фаланги - деревянные колеса или катки, предохранявшие корпус от повреждений и облегчавшие его подъем и спуск (фаланги использовались и на стапелях), и команда укладывалась спать. Если местность была небезопасна, корабли ограждали стеной.
Иногда стена бывала, по-видимому, настоящей, наподобие вала, в другом случае, судя по Гомерову эпитету «медная», просто выставлялась достаточно сильная стража в медных доспехах. Видимо, здесь все зависело от длительности стоянки.
Чрево греческого судна героической эпохи. Реконструкция.
С восходом солнца корабли стаскивали в воду и специальным длинным и прочным, окованным железом шестом «двадцать два локтя длиною» (около десяти метров), использовавшимся по мере необходимости и как отпорный крюк, и как лот, выводились на глубину. Далее действия повторяли в обратном порядке: на тех же канатах поднимали и укрепляли в степсе мачту, разбирали и просовывали в ременные петли на планшире весла и ставили паруса.