Гарцбург восстановили быстро. Возведенный на одной из высоких гор Гарца, он являл собой неприступную крепость: серые могучие стены, сложенные из грубо отесанных камней, узкие бойницы, башня с флагом королевского рода. В ней — беркфрите — и была помещена Фекла-Мальга. Из окна ее комнаты открывался чудесный вид на окрестные горы — сплошь поросшие зеленью и хвойными деревьями. А когда поднималось солнце, небо голубело, воздух освежал, то душа наполнялась радостными, светлыми чувствами и надеждами на спасение. Но когда на вершину Броккена к вечеру наползали черные грозовые тучи, била молния, начинался ливень, а земная твердь содрогалась от обвального грома, будто в самом деле собирались ведьмы на шабаш в Вальпургиеву ночь, настроение становилось скверным и казалось, что уже не вырваться на свободу. Про несчастную русскую боярышню вроде бы забыли. Минул год после ее обмана и пленения, а от Генриха не было вестей и приказов. Тем не менее Фекла продолжала вести себя храбро, плакала немного (да и то украдкой), ела всё, что ни подадут, коротала время за шитьем или же за книгами. Ей прислуживала горничная Марта — толстая глупая девица, от которой пахло свежекипяченым молоком и сдобным тестом.
— Где же император? — спрашивала пленная. — Нет ли слухов о моей участи?
— Ничего не знаю, ваше благородие, — отвечала немка. — Говорили, будто их величество поскакали в Магдебург, а когда вернутся, никому не известно.
Так окончилось лето 1086 года, наступила осень с грустными дождями, сыростью и холодом, в комнате Мальги каждый день разводили огонь в камине, и она грелась, завернувшись в плотное шерстяное одеяло, и вздыхала, глядя на пылающие поленья. Только в ноябре вдруг возникло оживление в замке, слуги зашевелились, заскакали по лестницам, от поварни повалил смачный дух готовящегося мяса на вертеле, по булыжникам внутреннего дворика застучали копыта, и пришедшая Марта подтвердила догадку пленницы:
— Прибыли их величество. И в весьма, весьма хорошем настроении, между прочим. Это не к добру.
— Почему? — удивилась Фекла.
— Мы давно заметили: если они хохочут да балагурят, жди беды — или кого-то вздернут, или кому-то накостыляют.
— Ой, какие ужасы ты рассказываешь!
— Да какие ж ужасы, ваше благородие, если это правда? Мы здесь всякого уже насмотрелись. А про «Пиршество Идиотов» я и не говорю!
— Что такое «Пиршество Идиотов»?
— Лучше вам не знать.
— Нет, скажи, скажи.
— Ну, скажу, пожалуй. Это ритуал такой — посвящение в Братство.
— Что еще за Братство?
— Николаитов. Знаете про них?
— Слышала немного. Вроде бы они все еретики.
— Знамо дело, еретики. И христопродавцы. Потому что на службе у нечистого. Правят «черные мессы» и устраивают Содом и Гоморру.
— То есть как?
— Свальный грех.
— Что такое «свальный»?
— Фуй, да вы как будто с луны свалились! Свальный — это в свалку, все друг с дружкой... спят.
— Просто спят? В чем же грех тогда?
— Да не просто спят, а... ночуют... Как сказать, не знаю. В общем-то, живут... как супруги... Кто с кем ни попадя. Мужики и бабы. Мужики с бабами. Мужики с мужиками. Бабы с бабами...
У Мальги отвалилась челюсть и заколотилось бешено сердце:
— Да не может быть! Ты меня обманываешь.
— Правду говорю. Наших много там перебывало.
— Ну а ты?
— Бог миловал.
— Ну а если император прикажет?
— Лучше наложу на себя руки. Ни за что! У меня семья хоть и бедная, но порядочная. И богобоязненная. С сатаной дела не имеем. Лучше смерть, чем позор.
— Ой, а вдруг император мне прикажет участвовать в этом «Пиршестве Идиотов»? — испугалась русская. — Как себя вести?
— Это дело ваше. Но прикажут наверняка.
— Не дразни меня.
— А чего ж дразниться-то, ваше благородие? Девушка вы видная, всё при вас, неужели же их величество не потянет на сладенькое? Да как пить дать потянет. Вот увидите, что не вру.
— Я в отчаянии, Марта. Лучше вправду смерть.
— Ас другой-то стороны — на каких условиях? Если денег даст, в шелк и бархат оденет да еще выдаст за какого-нибудь благородного дворянина, почему бы нет?